В финальном выпуске мы решили собрать на страницах «Крестьянина» золотой состав редакции – и прошлых сотрудников, и нынешних, чтобы вы снова услышали их голоса, их истории – о газете, о героях публикаций, о чувствах и о себе.

Против лома нет приёма, кроме…

В практике журналистских расследований бывает поражение, которое, как ни странно, сродни победе

Виктору Ивановичу Шостко вручают в Москве премию Артёма Боровика за журналистские расследования в газете «Крестьянин»​

Это когда тебе противостоит казённое хамство, защищённое законной неприкосновенностью и круговой порукой безнаказанности. В народе такую ситуацию характеризуют афористично: против лома нет приёма.

А после паузы кто-нибудь добавляет: кроме другого лома. Но у журналиста единственное оружие — его перо. Поэтому, обнажив вседозволенность при всём честном народе и «наткнуть на неё палец», по выражению Гоголя, это уже победа над торжествующим злом.

Такого рода история стоит того, чтобы напомнить о ней.

В одном из совхозов Ростовской области его директор обманул работников и оформил реорганизацию хозяйства так, что люди якобы сами отказались от положенных им земельных и имущественных паёв. После чего доморощенный феодал уволил 330 человек, пополнив армию обездоленных селян. И стал главным акционером отжатого совхоза. В крутых кабинетах, украшенных государственными флагами и портретами первого лица ходоков за справедливостью не услышали или не захотели услышать. «И пошли они, солнцем палимы», писал по сходному поводу 150 лет назад замалчиваемый ныне поэт Некрасов. А вокруг на всех уровнях власти умничали. В Пенсионном фонде чёрная дыра… Бюджет не резиновый… Надо жить по средствам… Бедным надо давать не рыбу, а удочку…

Ну так в чём проблема?! Вот и отдайте людям их «удочки» в виде паёв, а они как-нибудь сами себя прокормят. Арендой, трудом на земле, да в конце концов банальной продажей паёв…

С этими мыслями я и писал критическую статью «С совхозом до гроба», понимая, с кем имею дело. Поэтому тщательно выверял правовую основу материала.

Прошёл год. Эта история уже подзабылась под наплывом жалоб в редакцию «Крестьянина» о беззакониях, творящихся на селе. Как вдруг феодал вчинил иск о защите чести, достоинства и деловой репутации автору критической публикации и газете. Что случилось? Почему он оскорбился с таким долгим опозданием? Как оказалось, истец вздумал облачиться в «доспехи» депутата районного масштаба. И никто ему не сказал: «Уймись! За тебя никто не отдаст свой голос. Умножь 330 человек, опрокинутых тобой в нищету, на членов их семей, на близких и дальних родственников, на друзей, приятелей и просто знакомых… Да весь район в курсе, кто ты такой!»

Тем не менее новоиспечённого земельного барона зарегистрировали кандидатом в депутаты как честного и законопослушного гражданина.

Выборы он проиграл с треском, но усмотрел причину своего провала вовсе не в том, что оставил массу людей без средств к существованию, а в том, что страшный факт был обнародован. В этом и заключалась наша промежуточная победа. Мы преградили путь наверх персонажу, для которого люди ничто.

Однако феодал и не думал сдаваться. Он прекрасно знал, как устроена система власти и о том, что в системе есть… лом. В иске он прямо указал на статью «С совхозом до гроба» как причину, помешавшую ему занять вожделенное депутатское кресло.

О рассмотрении иска в кабинете судьи Октябрьского района г. Ростова-на-Дону, как говорят в Одессе, надо писать отдельно. Скажу только, что всё происходило в присутствии не только сторон, но и… иконы Богородицы.

Судья не смогла использовать ни одной строки из критической публикации, чтобы вынести решение в пользу истца. И тогда судья сочинила фразу, задевающую его честь, и вставила в своё решение как цитату из статьи, чтобы удовлетворить иск просителя. То есть применила лом.

Все последующие инстанции, в том числе и Верховный суд, согласились с… ломом. И это стало нашей главной победой в борьбе с многоголовым злом.

Нам удалось тогда, в 2005 году, «наткнуть на него палец» и выставить на всеобщее обозрение.

Виктор ШОСТКО

Кто мне судья

Всегда боялся судей. Категоричных, безжалостных, холодных. Неотвратимых, как дорожный каток. Такими они мне казались

Николай Васильевич много лет был собкором «Крестьянина» по Ставропольскому краю. Давние читатели помнят его как Михаила Заздравных

Работа в «Крестьянине» вынудила сойтись с некоторыми из них поближе. И выяснилось, что всё не столь однозначно. Некоторых судей я научился ценить, понимать логику их поступков и решений. 

А с одной из судей мы просто подружились. Первоначальным побудительным мотивом для обоих был меркантильный интерес. Мне нужны были поучительные истории на тему «Из зала суда», а ей – освещение её работы в прессе (тогда, лет 20 назад, это было актуально). Она удивительно быстро уяснила, что именно нужно газете. И к каждому моему приезду в район готовила необычную историю. Иногда я попадал и непосредственно на судебный процесс.

Чаще это были дела о надувательстве доверчивых крестьян. Приезжая молодёжь закатила пирушку в сельском кафе и рассчиталась фальшивыми купюрами. Ушлый сокамерник осуждённого сына селянки выманил у неё с помощью своей подружки «взятку» за досрочное освобождение парня. Хитрая гадалка оставила без сбережений брошенную женщину, пообещав вернуть домой её мужа и наказать коварную разлучницу. Гастролёры-мошенники развели пенсионерку и её взрослую дочь на сотни тысяч, обещая земельные паи на Кубани...

Некоторые истории требовали личного общения с действующими лицами. И тут доверительные отношения с судьёй сильно помогали, подсказывая кратчайший путь к наиболее открытым и словоохотливым персонажам. Благодаря чему публикации насыщались «вкусными» подробностями и важными деталями. От всего этого было и смешно, и грустно. Надеюсь, и полезно для читателей.  

А одна драматическая ситуация пробудила во мне искреннее уважение к судье. Я увидел в ней женщину, способную глубоко переживать за судьбы людей. Речь шла о семейной трагедии. Успешные родители (он – офицер, она – предприниматель) решили развестись и не поделили единственного сына. Подросток стал для них предметом торга и мести. Осознав, что превратился в разменную монету, парень возненавидел родителей и весь окружающий мир. А затем и они от него отказались. В итоге мать сама подала заявление на лишение её родительских прав. Судья вынуждена была заявление удовлетворить, но не выдержала и прямо в зале заседаний расплакалась.

Перед подготовкой публикации мы обсуждали с ней это дело, и она настаивала не упоминать в газете про свои слёзы: ей по статусу запрещены такие эмоции. Я просьбу отклонил, сославшись, что узнал подробность от другого лица. Эти слёзы очень много говорили о ней.

Кстати, об этой драме позже рассказали многие федеральные газеты и телеканалы. А судья при каждой нашей новой встрече спрашивала, не нашлась ли семья, желающая забрать мальчишку из детского приюта, куда он попал сиротой при живых родителях. Я, к сожалению, не мог её порадовать.

Николай Гритчин (Михаил Заздравных)

Останется в делах и в сердцах

Моё знакомство с «Крестьянином» состоялось, можно сказать, случайно 

Александр Демидов​

Будучи в Белгороде по делам журналистским, пришёл на приём к одному из руководителей области. Застал его за чтением газеты. Статья была испещрена пометками зелёным фломастером. Когда он отложил газету, я и увидел её название.

О том, что такое издание замышлялось и уже выходит, конечно, знал. Владимир Кузьмич Фомин, отец-основатель «Крестьянина», такую идею вынашивал давно. К моменту создания газеты был у него богатый послужной список журналистской работы в стране и за рубежом. В таких серьёзных изданиях, как «Правда», «Литературная газета». Имел он свой, критический взгляд на положение в стране, в аграрном секторе.

Выходец из воронежской глубинки, он хорошо знал проблемы села. Здесь, думается, нет необходимости живописать тогдашнее состояние АПК. Фомин в своих публикациях ратовал за его преобразование, развитие. Вот и решил основать газету, чтобы пробивать стену равнодушия к деревне, помогать становлению тут новых форм хозяйствования.

Скоро сказка сказывается… Пришлось обивать пороги высоких кабинетов, доказывать, убеждать, просить и требовать. Я был свидетелем его хождений, в частности, по московским инстанциям. Оттого с особым удовольствием позвонил, чтобы рассказать о белгородской встрече с «Крестьянином». Его внимательно читают серьёзные, деловые люди.

– А ты бы и сам написал что-нибудь для нас, – ответил он, выслушав моё сообщение.

Так я стал автором, потом, в течение нескольких лет, собкором газеты. 

Много с той поры произошло событий текущих, эпохальных. И все они не остаются без внимания, анализа, авторитетных комментариев «Крестьянина». Работая над темами для него, я расширил круг своих деловых знакомств. Что называется, привёл в газету таких авторов, как академики Александр Никонов и Владимир Милосердов, знаменитый путешественник Фёдор Конюхов, композитор, военный дирижёр и собиратель народных песен Юрий Бирюков, поэт Виктор Боков, многие другие, не говоря уже о фермерах, главах сельхозпредприятий, руководителях АККОР. 

Что особенно нравится мне в «Крестьянине»? Редакция «не выкручивает руки» авторам, даёт свободу мнениям, взглядам. Уделяет внимание всем сферам жизни общества, а не только производству. Вспоминаю, например, такой эпизод. В Москве состоялся международный туалетный саммит. Это не шутка, не прикол – название выставки, посвящённой предметам деликатным. Причём открыли её в Манеже, где обычно демонстрируют произведения высокого искусства. Их место заняли унитазы. С подогревом, со встроенным компьютером. Удобно усевшись, можно редактировать тексты, слушать музыку, выходить в интернет. При желании – получить анализ того, что под вами, не тратя время на визиты в поликлинику.

Особый интерес вызвал туалет в виде космического корабля. Осталось лишь написать на нём знаменитое «Поехали!» да снабдить пожеланием мягкой посадки. Всё же фаворитами тут были туалеты уличные, общественные. Спросил президента Всемирной туалетной организации Джека Сина, какого мнения он об этой выставке?

– По-моему, удалась. Москва, судя по туалетам, не самый современный город.

То, какие «нужники» в нашей глубинке, высокому гостю, наверное, не приводилось видеть и в страшном сне.

Писать или не писать об этом в «Крестьянин»? Предмет деликатный. Но без него ведь не обойтись «ни царю, ни простолюдину». Писать, сказали мне в редакции. Авось озаботятся местные власти этой острой бытовой проблемой.

По актуальности, качеству публикаций «Крестьянин» даст фору многим столичным изданиям. Да и само слово «провинция» нынче понятие сугубо географическое. Современные средства коммуникации уравняли в оперативности, доступности многих услуг цивилизации и столицу, и самые дальние окраины.

В «Крестьянине», его становлении сполна раскрылся талант Владимира Кузьмича Фомина как публициста и политика, организатора и воспитателя. Он привёл в редакцию таких мастеров пера, как Александр Обертынский, Георгий Белоусов. А собкорами стали некоторые бывшие сотрудники центральных газет. Выросла и молодая надёжная смена.

Для меня уход «Крестьянина» – как потеря хорошего собеседника, друга. Останется он в архивах, файлах, в сердцах благодарных читателей. А главное – посеянные им семена «разумного, доброго, вечного» дают и будут давать хорошие плоды на российской земле.

Александр Демидов

г. Москва

О людях, на которых держится мир

Придя в «Крестьянин» работать, я собиралась делать то же, чем занималась до этого: писать аналитику 

Екатерина Шаповалова приехала писать о дончаках​

В основном, про экономику и бизнес. Но, рассматривая подшивку материалов, наглядно вижу, как план мой провалился. Самые значимые для меня публикации – о людях.

Всё началось с ноябрьского текста про урожай винограда. Хрупкая Ася Сухова как бы между прочим рассказала, как они спасали почти созревшие грозди от последствий потопа на Тамани.   Обрабатывали виноград вручную, с бензоопрыскивателем за спиной, утопая в грязи по колено. «К счастью, из-за того что хозяйство небольшое, всего 9 га, нам это было под силу», – сказала девушка без особого акцента на их подвиг. Будто бы это дело – само собой разумеющееся.

Вот тогда-то мой план – заниматься цифрами и комментариями – и сломался. И я стала искать героев материалов – людей увлечённых и влюблённых в своё дело. Через знакомых, интернет и даже доски бесплатных объявлений. Каждый человек, с которым я общалась, поражал меня своей заинтересованностью, целеустремлённостью, азартным желанием работать в сельском хозяйстве.

Казалось, что для этих людей нет преград. Они готовы ночевать практически в чистом поле, чтобы строить своё хозяйство. Им интересно заниматься тем, что кроме них никто не делает. Они познали все ошибки, что только можно. Именно им, как мне кажется, надо писать все эти модные мотивационные книги и вести людей к успеху, изменять жизнь других и заражать своим энтузиазмом, любовью ко всему, что нас окружает. 

Нет, мир однозначно держится не на корпорациях, как бы корпорациям этого не хотелось. Пока на мир, на нашу с вами обычную жизнь влияют люди, которые занимаются своим небольшим делом, бесконечно любимым. Влияет тот человек, что думает не только о своей выгоде, но и о пользе, что он несёт в этот мир. И это – счастье. 

Екатерина ШАПОВАЛОВА 

Деревья были выше…

Это было время! Сказочное время, ну, я так ощущал

Марат Усенко (он же Иван Недогоняйло) и Маргарита Михайловна Константинова (Маргарита Михайлова, первая ведущая рубрики «Домашняя хозяйка»).   Май 2008 года. В состязании журналистов Ростова на «Тавровском поединке» взяли первое место

Первым побуждением было отказаться. Слишком гомерическими оказались обстоятельства моего разрыва с «Крестьянином» после того, как ушёл, но не отвернулся от нас Фомин.

Однако фрау Никитченко предложила внести свой вклад в написание коллективной эпитафии газете, я сначала согласился, а потом началась, как водится у русских, достоевщина.

Потребовалось несколько дней и некоторое количество алкоголя, чтобы привести мысли в порядок. Что повлияло на моё решение? Дело не в пафосе: издание помогало конкретным людям, стояло на защите труженика села, свободы слова и проч. Хотя это так и есть.

Дело в личной благодарности судьбе. В моей журналистской биографии было два главреда, которые стали в самом деле главными в жизни, которые определили меня как журналиста. Вторым стал Владимир Фомин, создатель «Крестьянина».

Что было важно и даже (после общения с промежуточными редакторами) обескураживало: щепетильно уважительное отношение к младшему по званию. Ласка и кошке приятна, да, но тут дело в другом: воспитании? личном мировоззрении? характере? Короче, такой он и был, Владимир Кузьмич. Ему были реально интересны мы. Даже при концептуальных разногласиях относительно написанного текста трудно было устоять перед его профессиональным обаянием. А журналистом он был настоящим. Вот и думайте: замечательный журналист, тонко чувствующий слово и мысль интеллигент, да ещё и с уважением относящийся к твоему мнению руководитель.

Ясен-красен, люди работали в газете с удовольствием. Уважение редактора дело такое, оно порождает в журналистах самоуважение, а именно это чувство, я уверен, и толкает нас на эксперименты и открытия в своём деле, заставляет наши ганглии трудиться не по шаблону, а куда-нибудь вбок, посмотреть на проблему или ситуацию нештатно. Это было время! Сказочное время, ну, я так ощущал. Великолепные материалы многих моих коллег спасли кому-то свободу, кому-то имущество, кого-то просвещали в делах хозяйственных и политических в широком смысле слова. Чего ж удивительного, что издание пользовалось любовью и авторитетом не только у читателей, но и (только авторитетом) в кругах бюрократических, а впрочем, пусть их, круги эти.

Жизнь дискретна, как ни крути. Работа в «Крестьянине» стала для меня важным куском жизни. Возможно, слишком важным.

Марат УСЕНКО

P.S. Как-то в личной беседе о Шолохове, его «Тихом Доне» Фомин сказал: «Казачество уже в прошлом, но это была прекрасная страница истории России». Экстраполируйте.

Чем пахли газеты

Мой первый опыт работы в газете «Крестьянин» оказался довольно экзотичным для городской павы

Инга Сысоева готовится вести пленарное заседание форума «Донской фермер»

Юная дева, которая жила стихами Фета «У пурпурной колыбели трели мая прозвенели…», получила первое настоящее редакционное задание – разобраться в скандальной и дурно пахнущей истории. В прямом смысле дурно пахнущей: читательница прислала письмо с жалобой на соседку, которая зачем-то периодически жгла навозную кучу, мешая односельчанам жить.

Думаю, сейчас вряд ли какое-либо издание взялось бы освещать эту тему, как говорится, не ради хайпа. Но тогда действовали ещё другие принципы, и главный редактор Владимир Кузьмич Фомин перед поездкой давал мне инструкцию, как тактично и глубоко разобраться в этом вопросе, как из частного увидеть общее и вывести проблему на новый уровень: что это, только ли вопрос дурного воспитания и неблагополучных соседских отношений или же имеют место недоработки со стороны сельской администрации, которая не обеспечила человека возможностью организовать содержание животных и утилизацию продуктов их жизнедеятельности правильным образом?

Я добросовестно выполнила все его инструкции: опросила всех участников этой истории и даже сельского главу. Материал так и назвала: «История с запахом». Говоря современным языком, по тем временам она стала бестселлером: с ней я была даже на радио, и мы получили ещё немало писем в аналогичном духе. 

Насколько сейчас помню, в этом сюжете было всё: и драматичная завязка, и жажда мести, и неожиданный конец. Оказалось, что в деревне преобладали восточные ветра. Жители имели обыкновение вечером жечь траву и разный бытовой мусор. Но все терпели и прощали, поскольку знали: их травят дымом соседи справа, они травят дымом соседей слева. Так и передавалась дворовая эстафета. А дом нашей героини был крайним. Поэтому, как только ветер менялся на западный, она не упускала возможности отомстить всем по-крупному и поджигала для этого навозную кучу. Таким образом она как бы заявляла: «Я есть, я здесь!» – и отстаивала своё право на чистый воздух. Но этого никто не понимал, пока не написала газета «Крестьянин».

Тогда, пройдя боевое крещение, я впервые усвоила правило: ничто в этом мире не проходит бесследно, у всего есть причина и следствие. Главное, что нужно ценить, – это добрые отношения. А здесь действует то же правило: не тронь, а то пойдёт вонь.

Потом было много других, более ароматных историй: про бывшую жительницу столицы, которая в память о любимом муже организовала во дворе сад с огромной коллекцией сортовых ирисов в Краснодарском крае и открыла его для бесплатного посещения всем желающим. Этот добрый и светлый человек навсегда поселился в моём сердце, и я с теплотой вспоминаю её каждый раз, когда вижу цветущие ирисы или чувствую их тонкий сладкий аромат.

Про запахи я вспоминаю теперь не случайно: газета закрывается, а с ней мы неизбежно теряем часть наших ощущений. Да, развитие интернета даёт возможность получать информацию значительно быстрее, напрямую участвовать в обсуждении и даже самому её распространять. Но разве всё это заменит запах свежей типографской краски и шелест страниц, эмоции, которые испытывали, когда вечером, сидя в уютном кресле или на диване под лампой, читали и обсуждали всей семьёй свежие газеты?

Но не буду брюзжать о том, куда катится мир. В конце концов, как утверждает нейробиолог Роберт Сапольски, человек – существо уникальное. Только он способен влюбляться виртуально, не видя реального лица человека и не чувствуя его феромонов. Из всех живых существ на планете только человек способен мыслить абстрактно, верить в идею и умирать за мечту.

Вот и я хочу верить, что конец газет – это не конец всего вообще, а лишь новый этап развития информационного обмена в обществе. И что он, взамен утраченных ощущений, подарит нам некие новые преимущества, которые мы ещё не все до конца осознаём. Главное, не растерять при этом способность чувствовать, оставаться самими собой, оставаться людьми.

Инга СЫСОЕВА

Белок, клейковина и диплом консерватории

Настал момент раскрыть страшную тайну

Анна Колобова на своём рабочем месте

Проработав в «Крестьянине» более двадцати лет, чистосердечно признаюсь: я не имею никакого отношения ни к селу, ни к сельскому хозяйству, да, в общем, и к журналистике. Они сами напали на меня – городскую барышню с консерваторским образованием.

Да, представьте, когда-то давно я получила диплом о высшем образовании по невероятно востребованной специальности «теория музыки». Потратив некоторое количество лет на поиски того, кому нужны мои знания и навыки в этой области, я сменила кучу работ, имевших хотя бы косвенное отношение к музыке. И наконец обнаружила, что больше всего мне нравится составлять из слов предложения – благо грамотно писать нас в консерватории тоже учили. 

В те доисторические времена издательский дом «Крестьянин» выпускал «Новую городскую газету», где я вполне логично и оказалась. 

Первый звоночек из села прозвенел, когда я была на журналистском семинаре в городе Барнауле. Московские руководители раздали задания – и я с ужасом узнала, что мне предстоит написать подробный материал о видах на урожай зерновых в Алтайском крае. 

– Помилуйте! – взмолилась я. – Где я – а где урожай зерновых? 

– Так было задумано, – с умным видом объяснил мне руководитель Дима. – Чтобы ты вникла в незнакомую тему в незнакомом месте.

(Только на прощальном сабантуе он признался, что прочитал напротив моей фамилии название «Крестьянин», а что я из городской газеты – не заметил.)

Спасли меня коллеги из барнаульской газеты «Свободный курс»: поделились контактами и волшебными словами – «белок» и «клейковина», с помощью которых я могла задать первые вопросы, скрыв своё дремучее невежество. 

В «Новой городской я проработала всего года три: газета закрылась по финансовым причинам. А я превратилась в корреспондента газеты «Крестьянин»: решила остаться на прежнем рабочем месте, а главное – в хорошей компании.

Честно говоря, мои познания в сельском хозяйстве тоже остались прежними: они до сих пор практически исчерпываются белком и клейковиной. Все эти годы я довольно успешно отлынивала от сельскохозяйственной темы. А вот сельскую жизнь изучила изрядно.

О, разбитые грунтовки Ремонтненского, Орловского, Зимовниковского и прочих районов Ростовской области! О, местные начальники со своим вечным вопросом «Кто вам разрешил?». (Ответ «А кто запретил?», как правило, сбивает их с толку. Ненадолго, правда.) 

О, местные смутьяны, идущие напролом в попытке отстоять хотя бы минимальные права – свои и своих односельчан! Порой вы делали половину работы за меня: собирали информацию, давали контакты.

Никогда не забуду заботливого читателя из Шолоховского района и его встревоженный звонок: «Будьте осторожны, наши депутаты вчера собирались, чтобы принять закон против вас». Кажется, я так и не смогла его убедить, что районные депутаты мне не указ.

Спасибо вам! И до свидания.

Анна КОЛОБОВА

Четыре первых года в профессии 

До «Крестьянина» я писать толком не умела, а тут – боялась не суметь

 Ирина Бабичева изучает выездную пасеку

Я пришла сюда третьекурсницей, позади были только заметки в районной газете. Тексты побольше – на разворот, например – там были не по формату. А мне хотелось писать проблемные репортажи и расследования.

Я пришла в «Крестьянин» на практику, предложила написать про хранилище радиоактивных отходов в моем родном селе. Мне сказали, что курировать практику будет Анна Колобова. Это мне повезло в первый раз. Обычно я подсаживалась к ней с блокнотом и записывала все её замечания. Вот моё любимое: «Если больше нечего рассказать, ставь точку – это конец текста». 
Второе везение: я пришла обсуждать текст в день редакционной летучки, и мне предложили остаться. За столом собрались все журналисты, главред и директор отдела рекламы. Я ждала серьёзного разговора.

Они шутили, припоминая последнюю командировку. Указывали на достоинства и недочёты каждого текста в номере. Еще был момент, который врезался в память: сказали, что проблему, о которой Инга Сысоева писала несколько недель назад, решили. 

В конце мой куратор заметила, что было бы здорово поехать в далёкий район и написать очерк про врача. Она знала хорошего травматолога, но не успевала к нему. После летучки я попросила отправить меня в эту командировку. И – отправили. Человека, который ещё ни единого текста этой газете не сдал. Как так? Я не знаю, но страшно рада.

Врач был замечательный. Всю обратную дорогу я думала, как начать текст, как собрать структуру, как закончить. Я панически боялась провалиться. Дома расшифровала всё записанное на диктофон, стала писать так, как представляла себе в дороге. Потом текст вычитала мама. 

А после очерка была статья, которую я писала с особенным удовольствием: репортаж из села, соседствующего с хранилищем радиоактивных отходов. Когда он вышел, я поняла, что хочу всегда писать о проблемах. 

По итогам практики меня позвали в штат. Спустя какое-то время нам позвонили жители Миллеровского района. Пожаловались на разбитые дороги. Выяснилось, что в 2014 году там строили железнодорожную ветку в обход Украины. На большегрузах возили рельсы, шпалы и стройматериалы – и раздробили асфальт. В «РЖД» его обещали восстановить, но и спустя четыре года дорогу не отремонтировали.

Ямы были полуметровой глубины, торчали пласты асфальта. Село оказалось отрезанным от всего остального мира. Наш водитель на той дороге ругался и грозился повернуть обратно в Ростов.

Но текст вышел, а через несколько недель мне позвонил местный чиновник: «Ир, в “РДЖ”» видели ваш текст и сказали, что выделят 2 миллиарда на ремонт дороги. Асфальт у нас будет». 

Это был, наверно, мой самый счастливый день в редакции. 

А самый грустный – когда уходила. 

Но мне всё равно очень повезло. У меня была возможность учиться и писать проблемные тексты в лучшей газете юга России. Я работала тут четыре года.

Два года прошло, как я уволилась. Я продолжаю вести расследования и писать репортажи. Но что бы ни опубликовала дальше, начало было тут. Газета дала мне так много, что невыносимо думать: всё. Другие ребята не смогут так же, как я, прийти сюда со своими блокнотами и учиться лучшей профессии на свете. 

А свой блокнот я до сих пор храню. Это символ одного из самых бесценных подарков в моей жизни.

Ирина БАБИЧЕВА

Моя болдинская осень

Самые интересные командировки случаются нежданно-негаданно

 Людмила Воробьёва на мостике через пруд у барского дома в селе Большое Болдино

Несмотря на то что многие сотрудники «Крестьянина» сами писали стихи, а главный специалист коллектива по журналистским расследованиям Виктор Иванович Шостко вообще закончил Московский литературный институт имени М. Горького в мастерской Эль-Регистана — основного автора советского гимна, поэтической странички в газете последние годы не было. А вирши самодеятельных поэтов, приходившие по почте, прямиком отправлялись в редакционный архив.

Но однажды Анатолий Ларионов, отрекомендовавшийся в рифмованном послании «Крестьянину» как «полупоэт, но полный плотник», принёс самиздатовский сборник стихов «Философ в каждом плотнике живёт» в редакцию лично. Не знаю, чем он зацепил редактора (свидетелем их беседы не была), только вскоре меня отправили в командировку в село Новотроицкое Азовского района.

Человек и правда оказался неординарным: умным, если не сказать мудрым, самоироничным, талантливым, за что бы ни брался, хотя судьба его сложилась витиевато. Родители наградили «незапланированный» плод любви светлой головой, но воспитание переложили на дедушку с бабушкой, сельских учителей. Внук радовал спортивными успехами и победами в областных и всесоюзных предметных олимпиадах, а после школы золотой медалист с лёгкостью поступил в Ростовское высшее командно-инженерное училище. Его тоже закончил с отличием. Карьера шла в гору, пока не разочаровался в армейской службе, которой отдал пятнадцать лет. «Надежд и правды полный крах» сказался и на семейной истории. Так что ко времени, когда встретил главную женщину своей жизни Тамару, в паспорте оставалось место только для одного штампа о браке. Интеллигентная, спокойная, заботливая, она отогрела уставшего от бурной молодости повесу, дала возможность вернуться к себе истинному. Об этом и получился очерк «Мне дороже наград всех и званий просто знать, что я честный мужик». Статья была опубликована в конце мая 2009 года, а в начале осени Владимир Кузьмич Фомин сообщил, что работа вышла в финал и меня приглашают на IV

Международный мультимедийный фестиваль «Живое слово». Это стало большой неожиданностью, так как я совершенно была не в курсе, что генеральный директор издательского дома отправил «нашего поэта» на конкурс.

Скажу откровенно, столь дальняя командировка в первый момент озадачила. Но любопытство взяло верх. Поезд в Нижний Новгород пришёл рано утром. Бросив вещи в гостинице, я отправилась в кремль. А на следующий день нас повезли в село Большое Болдино – то самое, где в 1830 году, застряв из-за холерного карантина с 31 августа по 5 декабря, Пушкин закончил «Евгения Онегина», написал «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», «Домик в Коломне» и 32 лирических стихотворения. Я вглядывалась в мелькавшие за окном автобуса пейзажи, которые, вероятно, не сильно изменились с пушкинских времён, и, кажется, начинала понимать, что вдохновило «солнце русской поэзии» на небывалый в истории мировой культуры творческий взлёт.

Село встретило ярмаркой, где всё – яства, напитки, сувениры, частушки, наряды торговцев – окунало посетителей в начало девятнадцатого века. А в самом музее-усадьбе ждало театрализованное представление нижегородского театра комедии «О попе и работнике его Балде», открытие с чтением стихов на веранде того дома, где они были написаны, экскурсия по комнатам, хранящим много подлинных вещей, книг, мебели и главное – рукописей и рисунков поэта. Двухдневная насыщенная программа осталась в памяти каруселью непрерывно сменяющих друг друга мероприятий – продуманных, выверенных, цепляющих за душу.

Здесь повсюду можно было встретить пушкинских героев или даже самого поэта с тростью и в привычном нашему представлению о нём цилиндре. Пушкинские произведения читали со сцены заслуженная артистка России Ольга Прокофьева и её коллега Виталий Гребенников, церемонию награждения вела телеведущая Светлана Сорокина. «Пушкинским балом» завершился первый день. На следующий – писали диктант, участвовали в мастер-классах признанных знатоков русской литературы, работали по секциям (печатные СМИ вела Ирина Петровская), встречались с писателем Захаром Прилепиным. В завершение, не считая прощального ужина, прошёл конкурс «Однажды». Именитые гости и журналисты были здесь на равном положении – победителем мог оказаться каждый, кто лучше всех выступит со смешной, забавной историей или байкой.

Когда перед отъездом мы стояли на ступенях гостиницы в ожидании автобуса, генеральный продюсер фестиваля Нина Зверева сказала, что надоели в современной журналистике нытьё и критиканство – «крестьянский» герой Анатолий Ларионов покорил жюри жизнеутверждающим оптимизмом.

Людмила Воробьёва

Почтовый роман. С радостью и печалью

Как благодаря газете создалась новая многодетная семья

Сергей Иващенко​

Известие о том, что «Крестьянин» больше не будет выходить в свет, конечно, меня сильно расстроило. Я проработал здесь в штате 19 лет и ещё восемь сотрудничал на гонорарной основе. «Крестьянин» помог мне сформироваться как профессионалу, и я благодарен за это газете и особенно её создателю Владимиру Кузьмичу Фомину, журналисту с большой буквы.

С руководителем Ставропольского корпункта Колей Гритчиным мы изъездили край вдоль и поперёк, а потом ещё и прилегающую к Ставрополью часть Краснодарского края. Сколько повидали, с какими интересными людьми встречались! Сколько интереснейших историй, человеческих судеб пропустил через свою душу и рассказал о них читателям! Вот одна из них.

У Геннадия Куликова со Ставрополья и Татьяны Селюковой из Ростовской области умерли супруги. У него на руках – двое детей, у неё – трое.

В начале двухтысячных годов в «Крестьянине» была страничка знакомств «Сваха». Сотовые телефоны тогда только начали входить в обиход. Никаких соцсетей ещё не было. Так что страничка «Сваха» пользовалась у сельских жителей большой популярностью.

Геннадий написал письмо в нашу газету.

«У меня желание одно: найти женщину для семьи, мать моим сыновьям. Если такая откликнется и у неё есть дети, – приму как своих».

Вот строки из той статьи: «После публикации в “Крестьянине” сделался Геннадий Иванович знаменитостью села Султан. Бабы письмами завалили. Припёр он с почты полмешка писем, вывалил их на стол и стал думу думать. Тяжелейшее это испытание – чужую душу понять, не зря говорят, что она – потёмки. 

Иные письма он и до конца не дочитывал. Не то эти бабы дурака ради развлечения валяли, не то сами дуры? Были и такие, что буквы в раскоряку. Не иначе как во хмелю писаны. От иного табачищем разит.

Курящая женщина для сельского мужика – недора­зумение. “Если курит, то уж выпивает обязательно, – рассуждал наш герой, – да и какая хозяйка из такой крали?”»

А вот на письме Татьяны Селюковой Геннадий остановился. Послал ей свою фотокарточку. Вскоре она с детьми приехала в райцентр Курсавку. А он ждал её уже на автобусной остановке. Ждал, да не узнал.

Осмелился подойти, только когда она в расстроенных чувствах садилась в автобус до Султана.

– А на карточке красивше была, – сморозил от волнения глупость. – Вон такси подано, – показал на стоявший в сторонке «Камаз».

Так и стали жить в родовом доме Куликова, который был тесен для большой семьи. Дети спали на кроватях по двое. А за стол садились в две смены. Решили строить рядом новый дом. Главным источником доходов, их надеждой и опорой был старенький «Камаз», на котором Геннадий нанимался на уборку урожая, возил грузы.

Помню, как трогательно было слушать рассказы молодой семьи о планах, о том, как по кирпичику рос их новый дом.

Татьяна и Геннадий в первый год совместной жизни

Татьяну хорошо приняли в Султане. Соседи тепло отзывались о ней и об их отношениях с Геннадием, которые были нежны и красивы.

Детей тоже хорошо приняли в школе. Учителя искренне помогали с учёбой, а сверстники легко впустили их в свой круг, и фамилия Куликовы быстро закрепилась и за детьми Татьяны.

Я дважды встречался с этой семьёй и  искренне радовался становлению их новой жизни, рассказывал об этом читателям «Крестьянина».

Однажды вечером у меня дома зазвонил телефон. Слышу дрожащий, плачущий голос Татьяны: «Гена умер…»

Приехал из очередного рейса. Мыл свой любимый «Камаз»на полянке возле дома и упал замертво. Сердце.

«Крестьянин» организовал небольшую материальную помощь Татьяне, опубликовал её банковские реквизиты. Я съездил в очередной раз в Султан. Передал помощь Татьяне. Больно было смотреть на эту красивую женщину, враз потерявшую и любимого человека, и уверенность в будущем семьи.

– Будем здесь жить, вшестером. Дети Гены давно стали мне родными. Вместе как-нибудь выдюжим.

Потом я несколько раз звонил в сельскую администрацию. Рассказывали, что Татьяна так и живёт в Султане. Дети подрастают. Старший сын, Ваня, после армии сел на папин «Камаз». Шоферит, кормит большую семью.

Со временем связь с Татьяной как-то потерялась. Надеюсь, что у этой семьи всё хорошо.

Вот такая светлая и вместе с тем печальная история.

Сергей Иващенко

Лифт для губернатора

Говорят, газета живёт один день. Ну, это по-разному бывает 

Анна Лебедева

Мне запомнилось утро моей командировки в Тарасовский район. Там тогда шли выборы главы района, и одна из моих собеседниц в штабе будущего победителя этих выборов спросила: «Вы журналист? А где работаете? Я много лет «Крестьянин» подписываю. Там была статья «Лифт для губернатора». Какой же смелый журналист это написал!»

Такую оценку моего скромного труда, да ещё из самой гущи народной, я услышала в первый раз. А ведь это была чистая случайность, что история с лифтом для губернатора вообще всплыла на белый свет. Кто-то из знакомых попросил помочь его пожилой тёще, терроризируемой соседями по коммуналке в доме на Пушкинской улице в Ростове-на-Дону. Дом этот на углу Пушкинской и Семашко – исторический, объект культурного наследия. Свободно зайти туда можно было только потому, что на третьем этаже оставались тогда ещё коммунальные квартиры. 

Когда я зашла в дом, то увидела, как спецы из компании «Ростовлифтмонтаж» монтируют лифт (!) на второй этаж, где губернатор Чуб купил себе апартаменты. Тогда ещё были такие времена, что я могла позволить себе написать статью «Лифт для губернатора», а газета «Крестьянин» её бесстрашно опубликовала. 

Депутат от КПРФ незамедлительно отправил запрос генеральному прокурору РФ. Ответ ростовских чиновников в прокуратуру вполне может войти в историю: они сообщили, что установку итальянского гидравлического лифта за большие деньги оплатила фирма, занимавшая помещение... в цокольном этаже здания. 

Я работаю журналистом больше 40 лет, но никогда прежде (а уж тем более потом) не встречала таких благодарных читателей...

Анна Лебедева

P.S. Эта история имела продолжение. В один прекрасный день заместитель директора издательского дома «Крестьянин» Александр Обертынский пришёл в редакцию в большом воодушевлении. Прямо с аудиенции у губернатора Владимира Чуба: Александр Яковлевич был председателем Ростовского отделения Союза кинематографистов России и просил не забирать у Союза Дом кино на улице Пушкинской. Губернатор встретил его доброжелательно и просьбу пообещал уважить. А когда проситель уже покидал кабинет, губернатор улыбнулся и шутливо погрозил ему пальчиком: «А что вы там написали: “Лифт для губернатора”?» 
Это исторический факт: во многих регионах России местные власти забрали у местных отделений Союза кинематографистов офисы «для других нужд». А ростовский офис так и остался, как был — Домом кино.

Я горд быть частью славного пути

Я пришёл в «Крестьянин» после нескольких лет в деловой журналистике

Тимур Сазонов всегда был готов поднять коллегам настроение​

Пришёл осознанно, с прицелом – хотелось настоящей работы в «поле», с людьми и судьбами, а не с цифрами и рынками.

И    я её получил. Репортажи из дальних сёл, поездка в затопленный Крымск, эксклюзивные интервью с экс-прокурором области и ведущими аграрными учёными, расследования о зерновых махинациях, «газовом» беспределе, коррупции в МВД, две долгие коллективные беседы с губернатором в редакции газеты… Тексты и темы, за которые не стыдно до сих пор. И на которые не жалко потраченных дней и недель жизни. Многие из этих историй я вспоминаю до сих пор. 

Вспоминаю, как мы шли с кубанским экологом Андреем Рудомахой по окраинам Крымска, усталые, грязные – несколько часов бродили по лесам, пытаясь понять, откуда в город пришла вода. Невдалеке на лугах паслись коровы, на одной побрякивал колокольчик. Я отвлёкся от мыслей, поглядел в её сторону – рядом на траве, примостившись в обнимку с овчаркой, читала книгу девушка. 

– Что читаете? – крикнул ей наугад. – Хемингуэя какого-нибудь?

– Библию, – удивлённо ответила девушка.

Я не то чтобы верующий, но до сих пор перед глазами стоит эта картина – в закатном солнце, после тяжёлого похода и десятков могил, увиденных днём ранее на кладбище…

Много чего вспоминается. 

Одинокое дерево, стоящее среди голой степи на месте исчезнувшего хутора – каждый год к нему приезжают бывшие жители и их потомки.

Раскисшие, убитые дороги и оседающие в грязь дома в селе, где власть в колхозе захватил «инвестор». 

Вспоминаются истории и байки фермеров, со многими из которых мы стали друзьями. Весёлые попойки по пути на фермерские съезды – с обязательным домашним самогоном, салом и любимыми зелёными помидорами…

Слова великого «крестьяноведа» Теодора Шанина, с которым увиделся и поговорил только благодаря газете: «Привычные системы мышления прочнее, чем стены. Многое из того, что происходило с Россией в 1990-е годы и позже, определил сталинизм. Да, спустя десятилетия». 

Эти слова помогли мне многое понять о себе. И как же часто я повторяю их сейчас – когда на Россию надвигается тьма.

Конечно, поначалу было трудно – «городскому» мальчику в очках разобраться в тонкостях аграрной жизни, такой сложной и разнообразной. Помню, коллеги шутили, что я дохлых свиней увидел раньше, чем живых: АЧС, десятки вмёрзших в землю туш селяне обнаружили на окраине хутора… Скандал тогда получился нешуточный.

Конечно же, мне помогали. У меня были удивительные коллеги и наставники. Владимир Кузьмич Фомин, создатель газеты – один из первых. 

Невозможно забыть, с каким тактом – и в то же время спокойной жёсткой уверенностью он «бомбил» мои тексты. Поначалу я сходил с ума, бесился, а потом понял, что после правки они действительно становятся лучше.

Поехать к герою на несколько дней, напроситься на ночлег, чтобы вволю поговорить, – это то, чему он нас учил. Многие ли региональные редакции сейчас такое практикуют? 

А ещё в «Крестьянине» всегда была «семейственная» атмосфера. Дни рождения, важные события в жизни отмечались вместе, за общим столом.

Помню, как допоздна мы обмывали день рождения моего сына, и все мужики в редакции (к концу остались только они, и мы нетвёрдо сидели на стульях) наперебой советовали, как его воспитывать. 

Как жаль, что уже не будет этих редакционных посиделок! Даже сейчас, спустя два года после ухода из газеты, их очень не хватает. 

В «Крестьянине» меня окружали лучшие коллеги и друзья, неважно, на какой должности и в каком отделе (специально не упоминаю имена, чтобы никого не забыть, не обидеть). Редакция дала мне гораздо больше, чем я мог ожидать и даже осознать поначалу: пример человеческих и деловых отношений, подхода к профессии, взаимопомощи. Она была рядом в сложные времена – и всегда подставляла плечо. Это невозможно забыть или переоценить. 

Больше десяти лет продолжалась эта история, и я горд быть частью славного пути, который газета шла вместе со страной.

Есть что-то символическое в том, что «Крестьянин» закрывается именно сейчас. Закрывается не из-за денег или потери читателей, как сотни других региональных изданий.

Наоборот – редакция выстояла в самых тяжёлых экономических потрясениях (сколько помню, здесь всегда платили зарплату день в день, и за это отдельное спасибо). Газета не изменила себе и развивалась. Да, из общественно-политической стала «нишевой», аграрной, но она была успешна и востребована. 

Причина закрытия мне видится в другом. Тридцать лет назад «Крестьянин» создавался (и работал) для новой России. Свободной и идущей в ногу со временем. Со временем – и с миром. Сейчас, судя по всему, наступают другие времена. Времена тотального «импортозамещения» и изоляции. Времена, в которых «сплочённость» важнее трезвости. 

Что ж, и такие времена Россия проходила. Жаль только времени и посеянных семян, но я верю, что весна обязательно придёт. А значит, пора будет снова выйти «в поле» и опять настанет время для «Крестьянина» – сильного, свободного и независимого. 

Тимур САЗОНОВ

И всё-таки мы выстояли

Разговор первого редактора «Крестьянина» Владимира Фомина с первым штатным журналистом газеты Василием Брусенским к 20-летию «Крестьянина» (октябрь 2011 г.)

Владимир Фомин​

Василий Брусенский​

ФОМИН: Ну что, Василий Алексеевич, когда мы последний раз не торопясь, за рюмкой чая, по душам говорили? Кажется, это было в Весёлом, в гостинице на берегу Маныча, где ростовские фермеры проводили одно из первых своих совещаний. Все уже легли, а мы всё сидели и говорили, говорили. Не заметили, как рассвет наступил.

БРУСЕНСКИЙ: Да, а потом не до длинных разговоров стало. Газета – молотилка. Двадцать лет пролетело. У меня сохранился первый номер «Крестьянина» с вашим автографом: «Первому журналисту нашего коллектива от первого редактора. И всё-таки мы выстояли».

ФОМИН: Когда я его подписал?

БРУСЕНСКИЙ: Лет пять назад, когда свою типографию запускали и личные архивы перетряхивали. Хотели показать молодёжи, с чего начинали. А в Весёлом, как сказал бы наш незабвенный коллега Юрий Дмитриевич Черниченко, свой своего познаша, мы обнюхивались. Для меня, честно говоря, был неожиданным ваш звонок, приглашение в газету. Я знал, кто такой Фомин, – собственный корреспондент «Литературной газеты», автор нашумевшей статьи «Как они хоронили нас». Но, по-моему, мы даже не были лично знакомы.

ФОМИН: Я почему вам позвонил... Несколько материалов Брусенского о положении на селе были, скажем так, не характерны для «Молота».

БРУСЕНСКИЙ: А я недолго ломался, в общем, сразу согласился. Понравилось, что собираетесь писать критично и откровенно о том, о чём и мы в партийной печати уже кукарекали, но вполголоса. И что ещё подкупало: вы собирались брать профессионалов, которых ни править, ни переписывать не надо.

ФОМИН: Школа «Литературки». Зачислили вас первым штатным журналистом «Крестьянина», по-моему, в октябре, но писать нам вы начали с первого номера.

БРУСЕНСКИЙ: Да, в первом номере «Крестьянин» опубликовал моё интервью с председателем Ростовской областной АККОР Александром Максимовичем Родиным. Даже и сейчас помню его заголовок – «Вернуться к здравому смыслу». Родин комментировал законы о селе, которые с 1991 года вступали в силу. Допускалась частная собственность на землю, можно было со своим паем выйти из колхоза, работать на себя.

ФОМИН: Да, это будоражило людей. Не в похвалу себе, а ради объективности скажу: когда сегодня читаешь в первом номере «Крестьянина» программную колонку, удивляешься, как точно и зрело мы тогда «запрограммировались» – изложили цели и задачи, которым следуем до сегодняшних дней. Процитирую по памяти один из абзацев: «Невозможно стоять вне политики, но мы не намерены подгонять факты под свои убеждения, постараемся показывать и рассказывать, как есть на самом деле, а не как кому-то кажется или хочется. Независимо от того, фермер ли он, арендатор или колхозник, рабочий совхоза, видим свою задачу в том, чтобы поддерживать труженика села в его стремлении уйти от конторского ига, разорвать чиновничью паутину, прочной леской опутавшую хлебороба по рукам и ногам».

БРУСЕНСКИЙ: Такие вещи принудом из себя не выдавишь. Общее настроение нас захватило и несло. В картинках помню поездку на один из первых фермерских съездов. Как только сели в вагон, началось что-то невообразимое. Настроение и без того как у золотоискателей Джека Лондона, а ещё ж и водку выпивали. Шум, гам, разговоры. Когда сеять, на чём пахать. И тут в самый разгар этой суматохи Володя Кравченко достаёт своё свидетельство о собственности на землю. Он был первым в области, кто такой документ получил. Причём кусок ему выделили здоровый, где-то больше двухсот гектаров. Борис Омельченко, тоже один из первых фермеров, но ещё безземельный, берёт эту бумагу, рассматривает со всех сторон, как царскую грамоту, и с завистью выдыхает: «О-о, Володя, какой ты богатый!» И свидетельство пошло по рукам.

ФОМИН: Первые фермеры жили землёй, а мы – газетой. Как и они, мы тоже не задумывались тогда, что становимся предпринимателями. Что и в агро-, и в медиабизнесе нужен, как бы мы сегодня сказали, бизнес-план и прочие управленческие и финансовые премудрости.

БРУСЕНСКИЙ: Ей богу, не помню, как мы вначале газету распространяли, когда не было подписки?

ФОМИН: Первый номер по всему Северному Кавказу развозил фермер Борис Омельченко на грузовой машине, которую дал председатель колхоза «Россия» Владимир Иванович Кидлов. Раздавали, по сути, бесплатно.

БРУСЕНСКИЙ: О первом все знают, много писали. А потом?

ФОМИН: Начинали продавать в киосках, потом активная троица, пришедшая из упразднённой областной цензуры, – Светлана Громенко, Юлия Брызгалина, Таня Аверьянова рассылали в почтовых конвертах.

БРУСЕНСКИЙ: Не помню. Куда, кому?

ФОМИН: По адресной базе, которую добывали в местных АККОР, управлениях сельского хозяйства. Вы же в Саратове мозоли на пальцах натёрли, переписывая от руки адреса фермеров. Тысячи полторы, кажется, набрали. Поначалу у нас были имперские амбиции – хотели чуть ли не всю Россию охватить. Подписчиков заимели в Воронежской, Пензенской, Белгородской, Курской, Липецкой областях. Приходили письма даже с Дальнего Востока. Обзавелись собственными кор­респондентами в Краснодаре, Ставрополе, Волгограде. Ну а потом стало ясно, что всероссийскую сеть нам не потянуть.

БРУСЕНСКИЙ: Всё-таки дела у нас шли по восходящей. Тиражи росли. Подписка до ста тысяч доходила. На ваш взгляд, почему читатель потянулся к нам?

ФОМИН: Пришло время и для нас, для независимой, самостоятельной журналистики. Все мы вышли из партийной печати, познали её жёсткие условия. И вам ли не знать, какое это было счастье, в самом деле счастье, когда впервые ты мог писать то, что думал, и цензором над тобой было только собственное понимание проблемы, чувство собственной ответственности. К нам потянулись потому, что никто не писал тогда о сельской жизни так откровенно, как «Крестьянин». О ситуации, о положении дел, о взаимоотношениях с властями. Привлекали специалистов, юристов. Старались просвещать, ведь это был период выделения земли, реформирования хозяйств. Люди не знали законов, официальная печать их замалчивала.

БРУСЕНСКИЙ: Большинство изданий тогда публично объявили – в переписку с читателями не вступаем. А мы, напротив, не только отвечали на письма, но и публиковали даже те, авторы которых были убеждены: «вы этого не будете печатать». Рубрику специальную для таких писем завели.

ФОМИН: Да, это было коренное наше отличие от тогдашней прессы. И ещё – энергетика коллектива. Никого не надо было подталкивать, погонять. Работали, как писал в своей объяснительной водитель Серёжа Троицкий, до полного изнеможения. Не зная тонкостей управления медиабизнесом, мы всё же раскручивали газету грамотно, не пренебрегали мелочами.

БРУСЕНСКИЙ: Едешь на село – пачка листовок с тобой. Останавливаешься возле каждого столба – клеишь. А в райцентрах расклеивали плакаты побольше. Идёшь на какое-нибудь совещание – обязательно с собой стопка «Крестьянина». Раздаёшь. Я на каждый фермерский съезд ездил, на каждый. И всегда тащил с собой пачки «Крестьянина», до тысячи номеров. А в Москве приходили на помощь фермеры, наши девчата из отдела рекламы. Вставали в шесть утра – и в зал заседаний. Раскладывали газету по креслам. Глянешь в зал – все ряды белеют. На одном из съездов я поднялся в президиум и решил подарить тогдашнему министру сельского хозяйства Геннадию Кулику нашу кружку с логотипом «Крестьянина». Смотрю – он держит её, как ежа.

ФОМИН: С каждым годом мы всё больше становились для властей нежелательными.

БРУСЕНСКИЙ: Владимир Кузьмич, я из-за этого стольких друзей потерял! Ведь до «Крестьянина» десять лет в «Молоте» отработал. Объехал всю область. В каждом районе бывал по три-четыре раза. И секретарей райкомов, начальников управлений сельского хозяйства, многих председателей колхозов по именам-отчествам знал. Как они сразу почувствовали во мне чужого: ты вроде и не против нас, но не ту линию ведёшь. Я, отвечал им (при этом, конечно, слегка дуркуя), с пелёнок стою за многообразие и равенство всех форм собственности и методов хозяйствования на деревне. Ещё при Горбачёве вышел закон, в котором эти принципы провозглашались. Почему же вы их не соблюдаете? Вы же не трогаете ЛПХ. Вот так же и с фермерством – даже если вы против него, не трогайте. Пусть эти ребята ковыряются, слабые отпадут, сильные останутся.

ФОМИН: Сердце болит, когда вспоминаешь, каким людям эти ваши бывшие друзья исковеркали жизнь, не дали ходу. В ОПХ МИС Зерноградского района был первоклассный механизатор Георгий Смоленский. Ас. По уровню знаний, по мастерству не было ему в хозяйстве равных. Целину прошёл. Там от директора совхоза Ивана Худенко, который внедрял безнарядно-звеньевую систему организации и оплаты труда, заразился идеей жить и работать, как он говорил, без понукателей.
Когда открылась дорога фермерству, Смоленский просил выделить землю вокруг умершего хутора. Мечтал возродить его, фермерствовать с тремя сыновьями. Не дали. Отказывали под разными предлогами. Сколько мы в «Крестьянине» ни писали, всё впустую. По сути, Георгий Александрович повторил судьбу своего учителя. Тот добился 20-кратного повышения производительности труда в своём хозяйстве, но, по навету, окончил свои дни за решёткой как расхититель социалистической собственности. Смоленский уехал вначале в Подмосковье, а потом на Украину. Сыновья тоже не стали хлеборобами. Какую семью потеряли!

БРУСЕНСКИЙ: Не зря фермеры сами о себе часто говорили: недобитки кулацкие. Бывало, едем в Москву, Роман Цыкора: «Готовьтесь – в последний раз едем. Там для нас уже готов вагон, погрузят – и на Соловецкие острова».

ФОМИН: После Тамбова, вроде, повеселел народ, когда Путин на съезде фермеров сказал, что надо опираться не на олигархов, а на малый бизнес.

БРУСЕНСКИЙ: Не скажу, что у меня лично менялись взгляды на фермерство, но всё же со временем менялось к нему отношение. Вначале безоговорочная любовь, потом её становилось всё меньше. Порой стал даже ненавидеть, точнее, злиться на фермеров за то, что не могут объединиться, постоять и за себя, и за село. Впадаешь в депрессию из-за перебора такой негативщины. Иной раз возникала даже мыслишка попрощаться с журналистикой. Денег не даёт, здоровье забирает. Удовлетворения от действенности публикаций кот наплакал – критика уходит в песок. А потом – бах! – попадётся на пути яркий человек, и снова всплеск эмоций, хватаешься за перо. Начинаешь осмысливать, что происходит.
Фермерство расслоилось. Однажды мне это бросилось в глаза особенно резко. Фермерский съезд проходил в зале заседаний Минсельхоза. Смотрю – впереди, до половины зала, места занимают такие сбитые, мордатые, классно одетые мужи – блестящие костюмы, ботинки лакированные. Матёрые. А дальше – серая, обычная публика. Появилась группа крупных фермеров, у которых земли по пять-шесть тысяч гектаров. Они уже приобрели дорогие машины, обзавелись квартирами в городе. Учат детей в столичных и даже заграничных вузах. К нам в редакцию приходила одна девочка, студентка, учится на журналиста. Четырнадцать тысяч платит за квартиру, которую одна снимает. А ещё ведь надо в городе жить, одеваться, обуваться. Спрашиваю, откуда такие средства. А у меня, отвечает, папа фермер. И признаётся, что журналистика ей по фигу – «мне лишь бы диплом». Так что расслоилась не только деревня, а и фермеры расслоились. И не только по имущественному, сказать бы, цензу. Они теперь разные и по отношению к власти. Многие очень чётко поняли, что митингами, вступлениями в демократические партии, общественной поддержкой ничего не добьёшься. Нужно быть в контакте с местной властью. Тогда и жить будешь хорошо. Первопроходцы, пионеры фермерского движения сегодня в тени. Ушли из активной политики такие люди, как Александр Чеботарёв, Роман Цыкора, Михаил Джлаухян, Канивцы. «Отвалился» многолетний председатель совета АККОР Александр Зареченский.

ФОМИН: Какие-то процессы угасания общественной активности фермеров, наверное, объективны. Убрали из кодекса юридическое понятие КФХ. Есть индивидуальные предприниматели, ООО, кооперативы, товарищества. Кто из них фермер, кто не фермер, если в названии предприятия об этом не сказано, поди разберись. Все – хозяйствующие субъекты. И добиваться для фермерских хозяйств каких-то особых прав становится нелогичным.

БРУСЕНСКИЙ: Такой пошёл блудняк! Я об одном руководителе говорю: какой же он фермер, у него ООО, шесть тысяч гектаров. Нет, отвечают, он из фермеров. И в то же время нас убеждают: фермерство должно быть семейным. Что это значит? Отец, сын, ну, может быть, ещё кто-то из родни. Как можно таким узким кругом вести серьёзный бизнес?

ФОМИН: На мой взгляд, мы всё-таки мало пишем о фермерах. В рубрике «Своё дело» рассказываем в основном или об индивидуальных предпринимателях, или о владельцах ЛПХ. Ушли с наших полос очерки о фермерах. Вообще, мне кажется, люди устали от производственной тематики. Человек хочет жить своей жизнью, своей семьёй. Каждый приходит к выводу, что главное – это семья, здоровье.

БРУСЕНСКИЙ: Это когда приходит, Владимир Кузьмич?

ФОМИН: К концу жизни.

БРУСЕНСКИЙ: Вот-вот. А что раньше и вы считали самым важным? Работу...

ФОМИН: Смотря какую – по принуждению или по душе. Посмотрите, чем отличаются зарубежные фермеры от наших. Раскрепощённостью, свободой. Они работают, чтобы жить. Без надрыва, без кампанейщины. В доме, даже если он в чистом поле, все удобства, порядок. Даже внешне их человек спокойный, уверенный. Рассказывает о своём бизнесе без оглядки на начальство.

БРУСЕНСКИЙ: Наш предприниматель постоянно чего-то боится. Придут – проверят, прав ты или неправ, к чему-то придерутся и накажут.

ФОМИН: Обратите внимание – мы с фермерами в каком-то смысле идём параллельно. Те же проблемы, одна судьба. Мы двадцать лет уже существуем, но спросите генерального директора нашего издательского дома Ирину Самохину или меня – а мы спокойны за свою газету, за судьбу всего издательского дома? Вот «наехали» недавно, по сути, ни из-за чего. Закрывая типографию на три месяца, рубили под корень.

БРУСЕНСКИЙ: То есть хотите сказать, что тогда внутреннее наше состояние было нормальнее, здоровее, чем сейчас. Хотя с материальным обеспечением, ресурсами было хуже. Не то что своего офиса, постоянного адреса не было, шесть раз меняли место пребывания. И типографии не было.

ФОМИН: Была уверенность...

БРУСЕНСКИЙ: Не знаю, как у вас, а у меня уверенности не было. Была надежда, что будет лучше.

ФОМИН: Да, конечно, и тогда могли подмять за милую душу. Помню, как после критики в адрес одного из районных чиновников налоговой полиции позвонил областной начальник последней генерал Лозовский и напрямую пригрозил «какой-то газетёнке», осмелившейся критиковать их ведомство: «А вы не боитесь, что мы возьмём вас за задницу? «Комсомолка» и та извинялась». И на следующий день в редакции появились налоговики-контролёры. Мы независимы только в том смысле, что чиновники не командуют нами напрямую...

БРУСЕНСКИЙ: Всё дело в том, что газета становится бизнесом. Если раньше у нас была мегазадача помочь проложить дорогу новому укладу сельской жизни, раскрепостить крестьянство, то сейчас главная наша забота – сохранить газету. Тиражи, реклама, подписка...

ФОМИН: Не думаю. Это главная забота управленческого персонала – генерального и финансового директоров ИД, рекламного, маркетингового отделов. Если вы как журналист и другие наши коллеги забьёте себе голову материальными проблемами, конец нашей независимости. Другое дело, что творческий коллектив творит не для удовлетворения личных, авторских амбиций.

БРУСЕНСКИЙ: Чем взять нынешнего читателя, который за двадцать лет изменился, и изменился весьма существенно? Желтизной, практическими деловыми советами?

ФОМИН: Думаю, что миссия наша всё та же – просвещать и защищать. Сколько раз приходится отвечать на просьбу прислать журналиста, разобраться в каком-то конфликте: обращайтесь в прокуратуру, в суд. Мы же не можем их подменить. Нет, настаивают – вы приезжайте. Пропишите, пусть все узнают. Вот мы двадцать лет и пишем…

Операция «Преемник»

Виктория Никитченко и указующий перст Кузьмича

– Нет, не пишите заявление с 1 апреля, – весело сказал мне Владимир Кузьмич после собеседования. – Это как-то несерьёзно. Второго выйдете на работу.

Так 19 лет назад началась моя история в «Крестьянине». Редакция была огромной – и по занимаемой площади на Будённовском, 80, и по количеству людей – наверное, их тоже было 80. Первый месяц, выходя из кабинета, я то и дело со всеми здоровалась – не могла сразу всех запомнить. Некоторые из вежливости кивали мне в ответ раз по пять на дню.

Люди, населяющие «Крестьянин», были все взрослые и легендарные. До этого я работала в редакции с ровесниками, а тут попала к богам журналистики…

Должность у меня называлась «первый заместитель ответственного секретаря». Ответсеки в редакциях – это люди, которые занимались выпуском: составляли план публикаций, думали, чем наполнить номер, координировали журналистов, редактировали тексты, отбирали фотографии, составляли макеты для вёрстки – в общем, делали всё, чтобы газета вышла в свет. А не выйти она не могла. «Все умрут, а газета выйдет» – сорвать график доставки к читателю немыслимо, и журналисты всего мира знают это правило.

Так пролетело три счастливых года в редакции. А потом Владимир Кузьмич меня ошарашил предложением стать главным редактором. «Боже, за что?» – думала я, стараясь унять панику. А Фомину честно сказала: не готова, не смогу, не потяну. Ну правда, как до такого вообще можно было додуматься! Но Кузьмич в меня верил гораздо больше, чем я сама в себя. И в итоге дожал. И пообещал: «Я всегда буду рядом». Так начиналась операция «Преемник»…

Первые полгода были особенно тяжёлые. Читатели меня буквально в упор не видели. Однажды селянин, приехавший с проблемой в газету, увидев меня вместо Фомина, повернулся удивлённо к  охраннику и спросил: «А нет кого постарше?» 

В другой раз мне позвонил какой-то специалист из минсельхоза и долго рассказывал что-то про охладители молока. Я с ужасом слушала и понимала, что… не понимаю. Прибежала в кабинет к Фомину в слезах.

– Чувствую себя Остапом Бендером! Кому вы доверили газету?! – пеняла я в сердцах Кузьмичу, но он был непоколебим и хитро посмеивался в усы.

Он сдержал своё обещание – всегда был рядом. И даже когда его не стало, я продолжала мысленно сверять с ним все свои решения, думала: «А что бы сказал Кузьмич?» И это ощущение плеча старшего товарища бесценно. Я благодарна судьбе, что в моей жизни был такой учитель и такой опыт.

«Крестьянин» – это всегда история о преодолении. И неважно чего – себя, обстоятельств или вселенской несправедливости. Жаль, что любимая газета теперь тоже история…

Виктория Никитченко