Разное → Виктор Миноранский: «Мы живём в ненормальной среде»
Хороши ли у нас дела с атмосферным воздухом, водными и земельными ресурсами, биологическим природопользованием? Областное министерство природы отвечает на эти вопросы, выпустив очередной «Экологический вестник» — обобщённую официальную информацию «о состоянии окружающей среды и природных ресурсов Ростовской области в 2019 году». О том, каково это состояние, можно ли что-то сделать для его улучшения и почему не применяют хорошо забытые, но действенные методы из прошлого, мы спросили у профессора, доктора сельскохозяйственных наук Виктора Миноранского.
– Виктор Аркадьевич, данные о нашей окружающей среде, полученные от чиновников и от учёных, обычно сильно разнятся между собой...
– Я доверяю не всем данным, опубликованным в «Экологическом вестнике Дона». Но даже те цифры, которые там приведены, говорят о том, что мы живём в ненормальной среде. Экологическая ситуация, как и во всей стране, не то чтобы катастрофическая, но очень плохая. Ещё в 1980-х годах я выходил в наши парки — там пели соловьи, бегали белочки, была масса бабочек, жуков. Сейчас парки мёртвые. А это самый лучший индикатор среды. В Ростове была масса ласточек — вы сейчас их видите? Я вырос на Дону, купался, ловил рыбу. Сейчас я подхожу к воде — по ней плывёт грязь. Как там ещё что-то выживает? Ещё несколько лет назад, когда я наблюдал за рыбаками на набережной, хоть один раз за час кто-то вытаскивал какого-нибудь себелька. Сейчас — ни одного пескаря. В моей юности наш пляж был забит, как в Сочи. Сейчас — никого. Почему? От Цимлянска до Ростова, Таганрога, Азова — грязная и очень грязная вода. Это не мои данные – это отражено и в «Экологическом вестнике». В воздухе — прежде всего, конечно, в городах — растёт загрязнение двуокисью углерода, диоксидом серы, формальдегидами, бензопиреном и т. д.
Виктор Миноранский
Давайте разработаем программу…
Накануне нашей встречи с профессором Миноранским ТАСС опубликовал заявление замруководителя Росрыболовства Василия Соколова о том, что для оздоровления Дона требуется отдельная федеральная программа – по аналогии с теми, что действуют на Волге и Байкале. Что ситуация близка к критической и что она требует огромных денег, которые, может быть, когда-нибудь появятся, но не сейчас. Так что оздоровлять будут Волгу с Байкалом, а Дон пока обойдётся.
Буквально на следующий день председатель Заксобрания РО Александр Ищенко и его коллега из Волгограда Александр Блошкин подписали обращение к руководителям остальных тринадцати регионов, по которым протекает Дон с призывом спасать реку вместе. А приехавшая с визитом в Ростов председатель Совфеда Валентина Матвиенко подтвердила, что федеральные власти готовы взять ситуацию на контроль.
В общем, ситуация вышла туманная: в одну программу не взяли, другая ещё не создана...
– Ещё в 1980-1990-х годах наши воронежские коллеги предложили: давайте разработаем программу «Возрождение Дона», – комментирует ситуацию Виктор Миноранский. – И мы начали работать – у меня даже сохранились тезисы и местных, и всесоюзных совещаний. Рассматривали всё в комплексе: что сделать на Дону, чтобы сохранить рыбу, увеличить урожаи, чтобы малые речки наши не истощались... Это была огромная работа. Сделали программу (у меня она, кстати, тоже сохранилась) и послали её в Москву. Но тут начались 1990-е годы… Волгу более или менее поддержали, а на Дон махнули рукой. И вот недавно, когда было совещание по Цимле, снова прозвучала идея: давайте разработайте программу. Я говорю: ребята, а ведь такая программа уже есть. Возьмите её – и адаптируйте к современным условиям. Конечно, очень многое изменилось, но при наличии политической воли это можно сделать, я думаю, что и президент поддержит. «Да, – сказали мне, – конечно». Но боюсь, что разговорами всё и ограничится. И всё-таки хорошо, что подняли вопрос о катастрофической ситуации на Дону. Охранные зоны водоёмов все застроены. Речки, снабжавшие Дон, пересохли или превратились в болота. Когда-то каждый год чистили фарватер Дона. Последние года четыре этого не делали – только в этом году местами почистили. Вот и садятся на мель суда. А все эти плотины только ухудшают дело.
– А что с очисткой Темерника? Знаю, что для вас это больная тема...
– Нет, как раз там ситуация улучшается. Жалко денег, раньше истраченных впустую, но сейчас дело идёт. Построили очистные сооружения в Аксае — в следующем году их должны запустить. Чистят русло, сажают рощи... В общем, потихоньку наводят порядок, потому что это губернаторская программа и губернатор сам за этим следит.
Негде нереститься
Процесс деградации Донского бассейна был запущен ещё в 1950-е годы, со строительством Цимлянской ГЭС — так считает большинство специалистов.
– Когда строили Цимлу, ихтиологи предупреждали, что плотина может погубить рыбные богатства Дона, перекрыв рыбе проход на нерест. Это пытались исправить разными методами: скажем, строили рыбопропускные каналы – правда, они работали в основном на бумаге. А вот чего добились впервые – это наладили разведение рыбы в прудах. И к 1980-м годам мы получали 29-30 тысяч центнеров рыбы в год. Ростовская область занимала второе место в СССР после
Украины по аквакультуре. Хотя до строительства плотины на Дону, от Цимлы до Таганрогского залива, ловили около 55 тысяч тонн – сравните эти цифры.
– Что касается рыбы, на пресс-конференциях я регулярно слышу взаимоисключающие вещи. Специалисты, скажем, из АзНИИРХа говорят о катастрофе. А чиновники разных рангов хотя и признают, что ситуация не очень утешительна, рассказывают о достижениях и улучшениях...
– В данном случае я больше прислушиваюсь к АзНИИРХу. Для примера взять хотя бы краснокнижную шемаю.
– Но её же недавно исключили из Красной книги — об этом официально объявил замгубернатора Ростовской области Виктор Гончаров...
– Пока не исключили. Добиваются, но это ещё должна согласовать Москва. А как разрешать отлов, если из Краснодара, Волгограда, Воронежа на все запросы отвечают: у нас нет шемаи. Та, что есть в Ростовской области, вся искусственная, выведена в аквакультуре и выпущена в Дон. Но вот данные за 2017-2018 годы — выпуск нулевой. Есть деньги — выпускают, сейчас нет денег — не выпускают. Причём из выпущенных мальков до половозрелого состояния доживает хорошо если 10%. А свободно размножающейся шемаи практически нет. Вообще, естественной рыбы у нас сейчас практически не осталось, ни в Дону, ни в Азовском море: нет мест для нереста. Вот судак — в моём детстве мы его за рыбу не считали: пресный, невкусный. А сейчас его практически выловили.
– То есть та рыба, которая всё-таки есть, существует за счёт искусственного разведения?
– Именно так.
Тяпкой проще
Почему мы оказываемся бессильны против давно решённых проблем? Почему против старых напастей не применяются старые же, но испытанные и действенные методы? Почему сразу нужно разрабатывать новую программу, не поинтересовавшись, нет ли уже разработанной?
– Я как-то спросил у своих студентов: кто страдает аллергией? Наверное, процентов семьдесят подняли руки, – продолжает профессор Миноранский. – А ведь нашествие амброзии началось примерно в семидесятых годах. И тогда же в Ставрополе разработали биологический метод борьбы с ней: разводили амброзиевую совку – бабочку, которая является естественным врагом этого растения. Я тогда разговаривал со ставропольским ботаником Дзюбой: он размножал бабочку в садках, она откладывала яйца только на амброзию, гусеницы выходили и съедали растения подчистую. Если есть амброзия — они размножаются, если нет — сами сдыхают. Элементарный же метод! Его попытались применить и у нас, но нужно было акклиматизировать бабочку к нашим условиям. Это требовало некоторых усилий и вложений, поэтому от метода отказались. Результат вы видите сами.
– Тяпкой проще?
– Конечно! Или другой пример: саранча. В прошлом году я слышал по телевизору, как специалист по защите растений говорил о том, что появилась азиатская саранча, она к нам прилетела с Украины, и что с ней делать — учёные пока не знают... Да она всегда у нас была! И в конце 20-х годов прошлого века её полностью задавили. Задавили настолько, что когда в прошлые годы студенты просили: «Виктор Аркадьевич, покажите нам эту саранчу», я отвечал: «Где я вам её возьму?». Боролись с ней очень просто. Осенью, когда она находилась в кубышке, снимали верхний слой почвы, считали количество кубышек и по таблице определяли, нужно ли применять яды и в каком количестве или достаточно перепахать землю. Были карты, по которым следили за потенциально опасными участками. Вот и вся премудрость. Но в 1990-х годах службу защиты растений разгромили, и сейчас грамотных специалистов практически не осталось.
И насекомые, и бактерии
Открываем раздел «Биоразнообразие» и убеждаемся, что проблема не только с рыбой:
– Когда говорят о биоразнообразии применительно к животному миру, то имеют в виду прежде всего благородного оленя, кабана, волка, лису...
10-15 охотничьих видов. Плюс сотни две краснокнижных. Всё. Но не только они определяют гомеостаз (способность системы к саморегуляции и сохранению динамического равновесия. – Прим. авт.) нашей среды. У нас в Ростовской области тысяч 20-25 видов животных. В этот список входят и рыбы, и насекомые, и даже бактерии и вирусы. Это и есть биоразнообразие. Для его сохранения нужна единая нормативная база для всей страны. А у нас каждый регион устанавливает свои правила — вспомним хотя бы историю с памятниками природы («Крестьянин» подробно писал об этом. – Прим. авт.). Ликвидировали памятники, где был расписан режим охраны и перечислены запрещённые виды деятельности. И сделали охраняемые ландшафты и объекты, где написали тот режим, который устраивает законодателей. Таким образом мы открываем дорогу анархии.
Всё становится ещё хуже, когда к антропогенным факторам присоединяются и естественные. Например, засуха.
– Взять озеро Маныч-Гудило — там масса водоёмов, на которых гнездятся птицы, сейчас они пересохли. Это естественный процесс. Хотя как сказать... В 1990-е годы все эти водоёмы забросили, многие дамбы разрушились, поэтому и пруды пересыхают. Так что тут нельзя отрывать естественное от искусственного. На изменение климата накладывается человеческая бесхозяйственность. Мы изменяем воздух, воду, почву — вот и результат.
Рушим внутренние механизмы
Если поставить штук пятнадцать банок и посадить в каждую из них разное количество тараканов (два, четыре, восемь и т. д.), то через месяц-два в каждой банке останется только одна или две пары. Такой эксперимент предлагал своим студентам Виктор Миноранский:
– Они не съедают друг друга. Просто там, где тараканам не хватает места, часть из них остаётся бесплодными — их организм сам осуществляет гормональное регулирование. Болотная сова размножается в массовом количестве, если видит большое количество полёвок. Есть полёвки — она откладывает десятки яиц. Нет полёвок — четыре, может, восемь или вообще не откладывает. Каждый вид обладает своими особенностями, которые позволяют контролировать и регулировать его численность. В природе есть естественный баланс, внутренние механизмы, которые формировались миллионы лет. А у человека есть такой инструмент, как рациональное природопользование, – резюмирует Виктор Миноранский. – Есть масса механизмов, позволяющих организмам приспособиться к условиям среды. А человек своей деятельностью нарушает эти механизмы — в том числе и в своём организме. Мы слабеем как популяция из-за неправильных воды, воздуха, пищи...
Заиливание, обмеление, заболачивание - обычные проблемы малых рек. На фото: река Сал возле х. Шаминка (Семикаракорский р-н)
– Можно ли регулировать эти процессы?
– Да, и во многих странах это делается. А у нас не делается из-за разгильдяйства. Ну и, конечно, как всегда, нет денег...
– Так что, нужно просто лучше финансировать науку?
– Да. Но и жёстко спрашивать с учёных за эти деньги. Вот недавно прошла информация: на борьбу с коронавирусом выделили около 4 триллионов рублей. Я подумал: ёлки-палки, да лучше бы вы потратили эти деньги на развитие науки. Дешевле бы вышло! Возьмите наших медиков, вирусологов: сейчас наконец им дали какие-то деньги, они могут работать — и они сделают всё необходимое. Но неужели для развития каждого научного направления требуется чрезвычайная ситуация? Наука сейчас требует и грамотных специалистов, и больших денег. Больших – но намного меньших, чем мы теряем на разрушенном сельском хозяйстве, на убитой промышленности. На здоровье нации, наконец.
Фото Людмилы Воробьёвой