[+ВИДЕО]

Фермер Николай Николаевич Юзефов уже полвека официально работает в сельском хозяйстве. Свою трудовую книжку он получил в 15 лет – так его наградили за отличную работу на тракторе.

Что заставило подростка трудиться наравне со взрослыми, как инженер стал фермером и какую роль в развитии КФХ сыграл картофель – в эксклюзивном интервью Николая Юзефова порталу Agrobook.ru.

Трудовая книжка в 15 лет и флаг на тракторе

– Николай Николаевич, это правда, что Вы – «потомственный аграрий»?

– Да, у меня отец всю жизнь проработал в сельском хозяйстве, и мать, и все родственники.

– Как Вы пришли в профессию?

– Отец был ударником коммунистического труда, передовиком, всегда висел на доске почёта. И мать, и отец много работали, но зарабатывали всё равно мало.

Некоторые говорят, что при советской власти жили неплохо: садики, детские лагеря… Но у меня другие воспоминания: в садик не ходил, в лагеря – ни в Крым, ни в Сочи – не ездил, да и вообще мы в детстве не знали, какое оно, это Чёрное море, потому что жили в деревне. В деревне какие развлечения? Футбол или другие игры. Но меня тянуло с отцом пахать на тракторе. Интересно это было.

В 12 лет я начал подрабатывать: шёл с тяпкой в совхозный огород, там платили какие-то копейки. Но для нас это были деньги! Хотелось одеваться лучше, чем все – в одинаковое, в горошек – так что я зарабатывал на прополках и покупал сам себе одежду.

В 13 лет на всё лето пошёл работать в хозяйство, был штурвальным. Тяжело было вставать в четыре утра, плакал матери: «Не надо, я не поеду!». Мать говорила: «Ну ты же мужик, давай-вставай!». Комбайнер был строгий, не жалел: придёшь – вручает шприц и вперёд, комбайн промазывать.

Два года я был штурвальным, а в 15 лет мне дали трактор. Пахали вместе с отцом: он на своём тракторе, я – на своём. И мне всё время хотелось отца обогнать – при том, что он был передовиком. И я его обогнал!

После этого директор совхоза «Слободкой» Александр Макарович Яценко (Царствие Небесное – очень был хороший директор!) приехал в поле, привёз мне флаг, к трактору сам его прикрутил, дал премию – 10 рублей – и вручил трудовую книжку, хотя в те времена до 18 лет трудовые книжки не выдавали. Так и сказал на поле: «Ты единственный у нас в районе, кто в 15 лет трудовую книжку получил!». Эта книжка до сих пор со мной – и можно посмотреть, что стаж у меня идёт с 1975 года.

Было приятно – был азарт работать, пахать.

Позже Яценко отправил меня от хозяйства в Сальский сельскохозяйственный техникум, где я учился четыре года. В первые два года летом также приезжал в «Слободской», работал на тракторе, на стягивании соломы, пахал. Так проводил все каникулы, все производственные практики.

А на третьем и четвёртом курсе я был комбайнером в Сальском районе, в «Гиганте». И даже с Переверзевой был в одной загонке! Видел, как делали «Героев социалистического труда». Дело в том, что в то время, 1977-1979 годы, женщин на комбайнах было много, просто море! Нельзя сказать, что Переверзева одна трудилась… Так вот, когда мы работали в одной загонке, нам привозили и полдник, и квас, и всё остальное. Как только Переверзева перешла на другое поле, нам уже ни кваса, ничего… Такая вот показуха была.

Переверзева тогда в Сальском районе заняла первое место, я – третье. Мне первый раз в жизни «премиальные» 10 тонн зерна выдали: не знал, куда его девать! Пришлось продать, да и всё.

Потом поступил в в Азово-Черноморский институт сельского хозяйства, служил в армии на Дальнем Востоке, на китайской границе.

Отслужил два года и вернулся снова в Слободской совхоз. Места инженера в хозяйстве не было, и мне предложили должность агронома. Яценко, видя мою хорошую работу, повысил меня до управляющего отделением. А потом случилась беда – Александр Макарович умер. И как всегда бывает: когда хорошие люди уходят, всё разваливается.

– У Вас не было возможности возглавить совхоз?

– Знаете, работая агрономом, я подписывал наряды, которые делаются в поле, и обнаружил много приписок, в том числе родственникам главного агронома. Отвёз наряды директору на стол, он меня поблагодарил, а виновных наказывать начал… И когда Александр Макарович умер, те люди… Знаете, я не хотел ждать, чтобы меня растоптали – я гордо написал заявление и ушёл.

Потом работал бригадиром-полеводом в плодоовощном совхозе «Вершинный», оттуда пригласили работать в районное отделение «Транссельхозтехники». В те годы попасть в это учреждение на работу было трудно.

«Пять лет я был в партии»

– Работа, связанная с техникой, была Вам больше по душе?

– Так вышло, что и в «Транссельхозтехники» мне пришлось заниматься сельскохозяйственным производством.

Сперва я работал инженером-технологом, потом пошло деление «Транссельхозтехники», я остался в районном объединение «Сельхозтехники», для которого выделили поля – с целью создания, так сказать, подсобного хозяйства.

Руководитель мой, Владимир Андреевич Карнаушенко, знал, что я работал агрономом, поэтому назначил меня своим «заместителем по сельском хозяйству».

И началось! Поля, комбайны… Я начал продвигать свиноводство – закупили 10 свиноматок и три хряка, развели около 1000 голов свиней, продавали поросят по всему району. К праздникам забивали свиней и привозили в районное объединение «Сельхозтехники» мясо – продавали под зарплату. Выращивали пшеницу, мололи из неё муку, также продавали рабочим. Одним словом, в «Сельхозтехнике» я тоже занимался сельским хозяйством. И 12 лет висел на доске почёта.

В подсобном хозяйстве можно было работать долго, но всё изменил один случай, из-за которого с этой должности меня сняли.

– Что произошло?

– У коммунистической партии были свои порядки. Приведу один пример. Как-то раз я шёл на работу (а я в то время уже был передовиком, на доске почёта висел, премии давали), а секретарь компартии Виктор Фёдорович Малаканов говорит мне: «Николай Николаевич, пора бы уже в партию вступить!». А я, как думал, так и ответил: «Да нужна мне партия ваша?». Малаканов отвечает: «Так, я что-то не понял… Ты у нас стоишь на очереди на квартиру. Мы, наверное, тебя из очереди вычеркнем!». А у меня уже двое детей было… Понял, что сказал не то. Утром подошёл, говорю: «Виктор Федорович, извиняюсь, но да, я созрел стать членом партии». Он: «Вот видишь, молодец!»

Такая она, правда коммунистическая: хороший специалист обязательно должен был быть партийным. Хочешь – не хочешь, никто не спрашивал.

Пять лет я был в партии, а потом случилось то, что забыть нельзя.

В 1985 году у меня родилась дочь. Я вырос в казачьей семье, дедушка у меня был верующим, всегда молился – и наплевать ему было на советскую власть и всё остальное. Меня вера в Бога привлекала. Поэтому дочь после рождения я покрестил.

Обидно, что многие коммунисты крестили своих детей – только прятались, чтобы никто не знал. Я поехал в станицу Кочетовскую, покрестил дочь – и кто-то донёс об этом в райком партии.

Страшно сказать, что тут началось! Сперва собрание было в районном объединении «Сельхозтехники»: там меня пожурили, выговор объявили. Потом вызвали в райком партии. Орали так, как будто я кого-то убил, как будто я фашист какой-то! Выгнали из кабинета, а когда позвали снова, сказали: «Ты должен документы о крещении порвать и прийти в компартию отчитаться».

Я не стерпел, кинул партбилет в морду председателю собрания.

Дальше было, как в кино показывают: орали, топотали, посадили меня в тюремную камеру на 12 суток. Так и сидел там все майские праздники – безвылазно, не зная, что со мной дальше будет.

Из-за меня, кстати, тогда ещё трёх коммунистов наказали: потому то они за меня заступались, говорили, что прекрасный специалист, золотые руки…

Меня же после камеры, как оказалось, хотели на два года в тюрьму посадить. Но так как всё это уже при Горбачёве происходило – 1986 год, начался бардак – то 12 суток я отсидел и вернулся в «Сельхозтехнику». И хотя с подсобного хозяйства меня сняли, переведя в инженеры, 7 ноября мне уже снова и грамоты вручали, и премии выплачивали.

Доктор по тракторам

– Чем Вы занимались в начале 1990-х? Именно в это время началась волна образования КФХ, но Вы своё хозяйство основали значительно позже.

– В начале 1990-х я продолжал работать инженером. Меня называли «доктор по тракторам»: ездили по хозяйствам, ремонтировали. По району у меня было около 70 тракторов Т-150 и примерно 80 «кировцев».

В 1991-м году «Сельхозтехника» начала разваливаться, людей увольняли, сокращали. В 1994 году директор сказал: «Работы нет, мы закрываемся».

Я пришёл в районную администрацию, попросил землю. Мне ответили: «У тебя ни трактора нет, ни культиватора – как ты работать будешь?». Вся земля была поделена между членами партии, их родственниками, друзьями…

Пришлось зарабатывать, как и прежде, инженером. Мы с водителем из «Сельхозтехники» ездили по району, я своими руками ремонтировал двигателя, поршни менял, коленвалы… И, надо признаться, отбоя от «клиентов» не было.

Это уже было время «дикого рынка». Иногда за работу хозяйства расплачивались техникой: «Забирай себе МТЗ, вон он стоит, с одним колесом». Я забирал, на свои деньги покупал запчасти, восстанавливал… Так и собрал целый парк: один колёсный, второй колёсный, два культиватора, два ДТ-75, два плуга купил.

В 1997 году техника у меня уже была, но землю снова не дали. До 2003 года я успел поработать главным инженером в откормочном цеху, потом в рыбколхозе, где, помимо полей, занялся выращиванием свиней, быков, гусей… Первое место по урожайности, весь район в гусях…

В общем, в 2003 году глава района Николай Дмитриевич Бударин всё-таки не забыл меня: пригласил и дал первые 69 гектаров из фонда районного перераспределения.

«Развиваться было интересно»

– С каким чувством Вы начинали своё дело?

– Было страшно. У меня не было никаких инвесторов, ни мать, ни отец, ни кто другой мне в жизни не помогли. Поэтому, получив 69 гектаров, я первый раз в жизни пошёл в банк «Центр-Инвест» – и взял 12 миллионов рублей. Для меня это была огромная сумма!

Мне помогло стечение обстоятельств. Члены партии, которые, в своё время, нахапали земли, не учли, что на ней работать надо будет. Покрутились – и стали землю продавать. Правда, уже в три раза дороже. Я на эти 12 миллионов первую тысячу гектаров купил, потом ещё 500. И начали работать: сразу обрабатывали, сразу засевали. Ребята, которые со мной раньше трудились, пришли ко мне в КФХ: один тракторист, второй, третий… Я был сам агроном, сам везде бегал, на комбайне сам косил. Всё вот так шевелилось, крутилось.

Когда кредит на 12 миллионов погасил, взял ещё один – на 25 миллионов. И снова стал покупать землю. Это было правильно. Сейчас мы обрабатываем 8 тыс. гектаров, из них 6,5 тыс. гектаров у меня в собственности. Без такого земельного банка я бы не смог заниматься картофелеводством, потому что картофель требует определённого севооборота.

– Правда ли, что картофель Вы начали выращивать по настоянию главного агронома – Сергея Алексеевича Воронова?

– Этому предшествовал один случай, который иначе как волей Бога я не могу объяснить.

Была у меня мысль завязать с сельским хозяйством. Хотел, грешным делом, пойти по пути коммунистов: «Продам сейчас землю – вот она как подорожала! – и хватит, как-нибудь проживём».

В то время в хутор Старозолотовский прилетал старец Илия. Я хотел подойти к нему после литургии и попросить благословения уйти из сельского хозяйства. Но задать свой вопрос не успел. Старец Илия, узнав меня (мы до этого раза два встречались), приветствовал: «О, кормилец наш!». И, взяв меня за руку, произнёс: «Ты выращиваешь первый хлеб и второй хлеб. Вот, что тебе Бог дал, и неси свой крест с честью». Развернулся и ушёл. Я был поражён! «Вот это, – думаю, – задал я вопрос!»

Картофель мы в то время ещё не выращивали, но Сергей Воронов, имея опыт в овощеводстве, предлагал посадить немного, хотя бы для своих рабочих. Я согласился. Потом познакомился с селекционером Борисом Михайловичем Вершининым, и именно его сорт Волжанин мы посадили на первых 50 гектарах. Получили бешеный урожай! Очень хорошо заработали и на следующий год посадили уже 150 гектаров. Так пошло-поехало, всё больше и больше.

Картофель – это настолько сложная вещь, что я Воронову до сих пор вспоминаю. Говорю: «Ты меня втянул!».

Картофель не может сидеть на одном месте три года. Мы покупали землю не потому, что Юзефов хотел быть крупным фермером, а для того, чтобы соблюдать севооборот. А ещё картофелю нужен полив. Поэтому мы брали кредиты – покупали землю, гасили кредиты и сразу же брали новые – покупали поливалки. Три поливалки, четыре поливалки… Сегодня их у нас 43.

Развиваться было интересно: нам давали льготные кредиты по 3%, плюс субсидии на установку дождевальных машин. Мы строили ангары, строили хранилища… Но с тех пор, как подняли ключевую ставку, всё развитие остановилось. У меня была мечта сделать линию по упаковке, отправлять в магазины сеточки по 3 кг с чистейшим картофелем. Но я этого сделать не могу: с текущими ставками кредитования это невозможно.

– В предыдущие 20 лет Вам не страшно было делать такие значительные инвестиции? Всё-таки в сельском хозяйстве год на год не приходится…

– Мы не брали лишних кредитов – мы брали столько, сколько могли бы погасить, и в бизнес-план всегда закладывали самую низкую урожайность. Мы перестраховываемся, но зато точно знаем, что сможем погасить то, что взяли. Я 22 года работаю с «Центр-Инвестом» и последние 10 лет со «Сбером», пролонгаций никогда не было. Я говорил всегда: без кредитных средств развиваться невозможно, особенно в овощеводстве.

Сегодня мы столкнулись с серьёзным диспаритетом цен. Резко подорожали удобрения, цены на перевозку, семена. За счёт чего можно выжить? Только за счёт высокой урожайности картофеля или лука. Урожайность картофеля должна быть от 400 ц/га и выше, лука – от 750-800 ц/га и до тонны. Только за счёт этого мы сейчас и выживаем.

– И при этом сохраняете достойные зарплаты…

– Да. И я хочу сказать, что за 22 года не нуждался в кадрах, и сейчас не нуждаюсь – потому что мы платим хорошую зарплату. У трактористов с января по январь зарплата 90 тысяч рублей. У водителей, овощеводом – 80 тысяч рублей. Люди работают, добросовестно работают, поэтому мы обеспечиваем им достойные зарплаты.

Некоторые руководители сейчас что делают? Столкнулись с финансовыми проблемами – начинают урезать оклады своим работникам. Я спрашиваю: «Ты не мог на другом чём-то сэкономить?».

Ведь что такое зарплата для рабочего? Он утром сел в трактор – и свою задачу выполняет, отлично пашет или сеет. И так до вечера. Если с погодой не повезло в этом сезоне – причём тут тракторист? У меня сейчас работают самые лучшие люди, универсалы, которые могут сесть на любой трактор, на любой комбайн, которые знают, что такое фрезить картофель. Конечно, и зарплата должна соответствовать.

В первую очередь нужно платить человеку, чтобы он в поле работал спокойно. Чтобы жена его не пилила: «Где был, сволочь? Ты работаешь с утра до ночи, у нас двое детей, один учится в институте – и платить за институт нечем!». Тракторист начинает дёргаться, ему работа не в радость, потому что жена клюёт. Надо успокоить семью.

Мы заботимся о своих сотрудниках: мы их одеваем за свой счёт, кормим в столовой бесплатно. Уважительно относимся к каждому, не позволяем никого оскорблять и унижать. И даём достойную зарплату. Тогда и спрашивать можно.

Тогда можно приехать на поле и сказать: «Почему ты делаешь плохо?». А ему нечего ответить: он одет, обут, накормлен.

Вот тут и наступает тот момент, когда у меня на работе никогда никто не пьет, никто не приходит с похмелья, никто не ворует.

– Мы с Вами уже говорили о том, что сегодня сельское хозяйство находится в кризисе: низкие цены на зерно, высокие ставки кредитования, дороговизна техники и запчастей, картофелеводы испытывают трудности с качеством семенного материала. Работать стало очень трудно. Где Вы находите силы, чтобы работать дальше?

– Если бы у меня было 100 гектаров и работало два человека, то можно было бы двух человек обидеть. Но у меня сейчас вместе с поварами (в «Усадьбе Юзефова» и ресторане в Семикаракорске) работает 370 человек. И они – даже те, кто старше – верят в меня, как дети. Когда их спрашивают, как идут дела в хозяйстве, отвечают: «Всё хорошо!». Они же не знают внутреннюю кухню: насколько удобрения подорожали или перевозка…

Они говорят: «Всё хорошо, 22 года работаем, всегда дают премию, ни разу зарплату не задерживали».

Я случайно узнал, что у меня 70% работников имеют потребительские кредиты. Они берут кредиты в банке, уверенные в том, что смогут их вернуть – представляете, какое доверие?

И я понимаю, почему они в кредитах. Отец часто говорил мне, что наступит коммунизм и мы все будем жить, как в раю. Рай так и не наступил, а после смерти отца я достал его коробку – а там полно медалей, грамот коммунистических и всё. И никаких сбережений. Компартия кормила обещаниями, а никакого светлого будущего не наступило. Поэтому людям надо дать жить сейчас – покупать машины, строить дома.

Поэтому как не работать дальше? Если закрыть предприятие, банки придут – начнут забирать у людей автомобили, телевизоры… Меня вслед просто проклянут и, как в древние времена, закидают камнями. Поэтому я теперь несу ответственность не только за свою семью, но за все 370 работников. И они в меня верят. Вот почему они берут кредиты, вот почему они покупают машины.

Метки:

персона