Новые технологии, перспективные отрасли, опыт → Владимир Черкезов: «Я патриот экономики»
Экс-глава донского минсельхоза – об эффективном производстве и научном подходе
Об интервью с гендиректором ЗАО «Кировский конный завод» Владимиром Черкезовым я договаривался несколько лет, ещё в бытность его министром сельского хозяйства Ростовской области. И всё как-то не случалось – Черкезов вечно в разъездах, да и, прямо скажем, не любитель выступать публично. А тут с месяц назад согласился: «Приезжай, расскажу, как мы работаем».
Оказалось, повод имеется: в нынешнем сезоне «Кировский конный завод» получил наивысшую урожайность озимой пшеницы в регионе: 74,6 ц/га (по валу ранних зерновых хозяйство тоже в лидерах, показатели – за 66 ц/га. – Прим. ред.). Проговорили в итоге больше четырёх часов, и то не обо всём. Коневодство, молочная ферма, пашня, чиновные дела – в одно интервью этого целиком не уместишь (не говоря уже о прекрасных черкезовских байках, строго под выключенный диктофон, эх). А потому для первого раза сосредоточимся на растениеводстве и ещё кое-чём. Ниже – главное по теме.
Свой подход
– Владимир Иванович, давайте начнём с повода для нашей встречи. За счёт чего вам удалось добиться такой высокой урожайности?
– Кто бы что ни рассказывал о своих подходах к бизнесу, это будет не догма. Мы все работаем в открытом цеху, на конечную продукцию влияет погода, климат. Можно долго говорить, что и как, но без погоды... В этом году для нас многое удачно сошлось, в первую очередь весенние дожди. Потому что по осени были плохие всходы, и мы ждали катастрофы.
Но даже при одинаковых погодных сложностях кто-то получает на одном участке больше урожая, а кто-то меньше. Вот тут уже многое зависит от человека. Растениеводство так устроено, что здесь всё должно быть в нужное время и в нужном месте. Необходимо, чтобы влага, питание точно попали в конкретную фазу развития растений. В этом смысле мы всегда придерживались научных подходов.
– Что это значит?
– Начну с прошлого. В 1999 году мы первые на юге России купили американский трактор «Катерпиллар». Я его случайно увидел на выставке в Краснодаре и обалдел. У нас в то время было штук 20 «Кировцев», и мы с ними замучились. А тут нам говорят, что машина способна вспахать за 22 часа больше 100 га пашни... Сказал продажникам: «Пока не проверю в реальном хозяйстве, не возьму». Трактор привезли к нам, и наши специалисты страшно к нему придирались, к каждой мелочи – не могли поверить. В итоге он за три дня обработал больше 300 га. Высший класс! И экономия топлива получилась 2,5 раза. За трактор просили 240 тысяч долларов, сошлись в итоге на 180 тыс. Через некоторое время мы купили ещё два «Катерпиллара» и пару современных «Кировцев». А старые почти все распродали.
Как известно, Ростовская область давно дружит с землёй Северный Рейн – Вестфалия. А там расположены главные немецкие заводы по выпуску сельхозтехники. В начале 2000-х тамошние специалисты часто консультировали нас, хотели сделать на базе конезавода своеобразную витрину. Не сложилось. Но зато они помогли нам выбрать из множества вариантов лучшую почвообрабатывающую технику. Она позволила выйти на качественно новый уровень.
Потом мы отобрали лучших механизаторов, по три человека на каждую машину, и создали МТС. Это решило главный вопрос: централизация тяжёлых работ с почвой – вспашка, культивация, рыхление. Они составляют до 70% всех затрат.
Работали круглосуточно. Семью тракторами за сутки пахали более 600 га. Пытались ещё создать межрайонную МТС, для всех желающих, но проект не пошёл.
Впоследствии мы также изменили структуру управления хозяйством: вместо пяти «советских» отделений сделали три укрупнённых севооборота, каждый в среднем по 8-9 тыс. га. Культуры на них остались те же самые – озимая пшеница, овёс, ячмень, лён, горох, свёкла, кукуруза, подсолнечник, – но изменились границы участков. Одно поле у нас теперь занимает минимум 400-500 га. И вместо прежних управляющих отделениями теперь всем руководят агрономы. У нас их восемь, включая главного, который определяет растениеводческую политику в хозяйстве.
Это упрощает дело, поскольку агроном на каждом севообороте напрямую имеет дело с МТС. По сути, он является для неё заказчиком работ. Так мы исключили неразбериху, лишние перегоны техники и т. д. Все вместе садятся и разрабатывают план действий, чтобы никого не ущемить. В МТС сейчас объединена вообще вся техника, которая у нас есть: комбайны, малые и большие трактора, опрыскиватели, сеялки, почвообработка. Она оснащена системами навигации и контролируется через ГЛОНАСС. Мы можем в режиме реального времени отслеживать, где какая машина находится, что она делает, когда её заправляли и т. д.
К чему я это рассказываю... Наличие МТС и мощной техники позволяет нам делать технологически правильные операции. И это очень важно.
– Какие ещё научные подходы применяете?
– Мы никогда не вносим ни одного килограмма удобрений, не зная, что находится у нас в почве. А потому делаем и стратегический анализ почвы, и тактический. Стратегический – это то, чем занимается наш агрохимцентр «Ростовский», проходит раз в пять лет. Есть соответствующие карты полей, журналы содержания калия, фосфора и т. д. И это основа. Далее, мы каждый год перед севом проводим анализ, смотрим, что нужно почве. В принципе, стартовые удобрения можно дать даже без анализа, их в любом случае недостаточно. Но самое важное начинается позже, когда семена прорастают. Тут уже определяем не только по почвенной, но и по листовой диагностике: чего не хватает конкретным растениям. И дробно добавляем питание по мере надобности.
В чём «научность»? Кто-то просто делает три подкормки в год, не глядя, нужны они или не нужны... Сбалансированы по основным элементам питания или нет. Многие привыкли по-простому: посеял, дал 200 кг питания. А дадут ли они эффект – неизвестно. А может, там 150 кг надо? Если мы видим, что в почве нет влаги, то много удобрений туда не бросаем. Только то, что съедобно в этих условиях. Появится влага – внесём ещё.
Надо помнить главное: решающий фактор урожайности в нашей климатической зоне – это наличие в почве влаги и число взошедших растений. Есть рассчитанные нормы всходов на 100 га для каждой зоны. На них и ориентируемся. Если по осени я получил нужное количество «зелени», то урожай уже можно частично спланировать, даже с учётом сохранности.
Что ещё важно? Мы постоянно проводим разнообразные опыты, держим экспериментальные делянки с посевами. Каждый год опробуем около десяти новых сортов пшеницы. В мозаике у нас шесть-семь, в основном краснодарской селекции. Кто-то скажет, что я не патриот Ростовской области, но донская селекция уступает по урожайности. А я патриот экономики.
На участках размножения мы сами выращиваем суперэлиту и элиту. На товарных посевах засеваем последней более 45% пашни, остальное – первая, вторая репродукции. В зависимости от этого результаты различаются от 6 до 10 центнеров с га.
Нынешние 74,6 ц/га – это необычный для нас результат, не надо тут лукавить. Много чего сошлось. В нашей южной зоне, я считаю, надо гарантированно получать не менее
55 ц/га. Их мы и закладываем в наши технологические карты.
Много работаем над качеством, что позволяет продавать на экспорт высокопротеиновое зерно.
– Сами экспортируете?
– Да, а какие проблемы? Уже несколько лет так делаем. Находим партнёра, который готов у нас купить продукцию. В основном, базис поставки – это FOB, то есть с погрузкой на корабль. Как это выглядит?
Моя задача – привезти зерно в порт и договориться о его перевалке на корабль. Плюс на мне вопросы сертификации, карантинные документы и т. д. Капитан принимает груз, подписывает конносамент, и всё. После этого производится оплата. С фьючерсами на бирже не работаем, нет такого уровня аналитической службы, чтобы всё просчитывать.
Как искать западных партнёров? Они сами на нас выходят – видят же, кто сколько производит. Как правило, это компании, которые уже хорошо знают наш рынок.
– При каких объёмах выгодно торговать напрямую, а не отдавать трейдеру?
– Да при любых, вопрос в том, чего ты хочешь. Когда мы работали без НДС, это было не очень выгодно. Поэтому сегодня стараемся сами реализовывать продукцию. Да, у трейдера иногда цена привлекательнее. Но это ложная выгода, ведь потом приходится платить налог. А для меня важен нулевой НДС, он бывает только при экспорте. Конечно, очень тяжело вести учёт, упрощёнка в этом смысле удобнее. Когда мы перешли на НДС, вся бухгалтерия просто выла. Но крупной компании, которая много продаёт и много покупает, так работать выгоднее.
Министерство
– Вы около двух лет были министром сельского хозяйства области. Какая была самая серьёзная проблема, с которой вы столкнулись?
– Африканская чума свиней. Возможно, я и был приглашён на эту должность, чтобы данную проблему решать. Ну и плюс, надо было в целом выровнять положение по ряду направлений. К примеру, многие тогда увлекались подсолнечником, просто довели ситуацию до абсурда. Мы начали с этим бороться, в качестве альтернативы внедряли масличный лён, его тогда вообще никто не сеял. А он гораздо меньше нагружает почву и является хорошим предшественником для озимой пшеницы.
И главное, мы стали стимулировать аграриев, чтобы они приводили землю в порядок, улучшали её плодородие.
Активнее занялись семеноводством – в то время в области доминировали посевы третьей и четвёртой репродукций. Чтобы стимулировать покупку качественных семян у семеноводческих хозяйств, мы её субсидировали.
– Из всего этого вам чаще всего припоминают, конечно, борьбу с АЧС.
– Да уж, столько «врагов», как из-за неё, я за всю свою жизнь не нажил. Это было связано с очень большими деньгами. Когда мы закрывали границы от нелегальных перевозок, угрозы поступали самые разные. От кого? От тех, кому это было выгодно.
Тут ведь какая штука: чем переработчик дешевле купит сырьё, тем ему лучше. На Кубани и Ставрополье чума началась раньше. И вот, к примеру, узнают люди, что у соседей АЧС, приезжают в регион и говорят селянам: «Пока есть возможность, давайте я куплю у вас мясо за полцены. Завтра придут, всё спалят, ничего не получите, не верьте сказкам». Ну, люди и отдают больных животных. А их потом перевозят по левым документам – и всё, пошло по белому свету. Целая система сложилась, начиная от ветслужб.
– Тем не менее тяжелее всего пришлось мелким фермерам и ЛПХ, они лишились бизнеса, у них уничтожили поголовье. Да, людям компенсировали убыток, но потом...
– Этого нельзя было не делать! АЧС – очень серьёзная зараза. По моему мнению, это вообще была политическая диверсия. Вирусом искусственно заразили диких кабанов. И животные пошли в леса, разнесли болезнь по югу России. Поначалу этому не уделили должного внимания. А потом вспыхнуло в Калмыкии, на Ставрополье, на Кубани.
Несовершенство ветеринарного законодательства, непонимание реальной опасности, разгильдяйство, а потом и коррупция – всё вместе и стало причиной распространения АЧС.
– Что из того, что планировали, не успели сделать на посту министра?
– Я очень хотел реанимировать систему поливных земель, которая была в области раньше. Их площадь доходила до 535 тыс. га! Когда я пришёл, работало около 160 тыс. га. Сейчас добавилось несколько десятков тысяч, но этого мало.
Ещё одна глобальная задача – производство животноводческой продукции. И тогда, и сейчас в области не хватает собственного молока и мяса. И тут важно решить проблему с торговыми сетями – чтобы на прилавках была донская продукция. Я тоже над этим работал, но не получилось. Сложный вопрос. К примеру, сколько наименований товара может выставить на полку местный молзавод? Ну, десять-пятнадцать. А приезжает транснациональный игрок – и у него 50-60...
Нам надо стремиться расширять ассортимент. Но самое главное – увеличивать производство молока и мяса во всех формах собственности. Предпосылки для этого есть.
Что же касается торговых сетей, то возможно, нам стоит научиться договариваться с ними и отстаивать собственные интересы: «Вы на нашей территории находитесь, значит, столько-то донских товаров должны взять на полку». При условии, конечно, что они соответствуют всем требованиям.
– Расскажите подробнее про мясное производство. Что предлагали сделать?
– Цены на мясо сейчас нет. Что можно сделать в этих условиях? Развивать животноводство прежде всего на востоке области: там более благоприятные условия для выращивания скота. Мы начали этим заниматься: планировали создать в восточных районах пункты по приёму и убою скота. Но не получилось договориться с инвесторами.
Один положительный пример всё же был – правда, в Песчанокопском районе. Это МПК «Виктория». Там нашлись грамотные люди, пошли инвестиции. Проект развивается и сейчас.
Подобных предприятий в области должно быть несколько, они работают как насос. Люди сами привезут туда скот, только плати.
– Ну, сейчас ещё один похожий проект реализуется в Ремонтненском районе...
– Да, но этого мало. Для севера Ростовской области тоже нужна похожая программа. Там есть склоны, балки, леса. Надо просто взять и всерьёз в регионе заняться животноводством. Время для этого настало.