Охота и рыбалка → С глазу на глаз с раненым секачём
Случай в Лесной Даче.
Мои друзья Володя Белявцев и Коля Бурлуцкий охотники заядлые. Володя краснолицый, толстый, с голой головой. Он всегда главный. Читает охотничьи журналы, цитирует Ивана Тургенева. Всё знает об оружии, о снаряжении, о повадках диких животных, о способах охоты. Он вообще многое и о многом знает. Образованный, юморной.
Печёнка строго по технологии
Охоту Володя любит, но не любит ходить в загоне. Во-первых, потому, что ходить по лесам и болотам ему сильно мешает огромный живот.
– Ребята, хотите тащить назад на руках сто тридцать килограммов? Тогда пойду, – ставит он условие.
Такая перспектива никого не устраивает. Поэтому он и не идёт.
Во-вторых, Владимир убеждён: такое ответственное дело, как стрелять с номера, нельзя доверить никому, кроме него – никто не умеет. Тяжело приходилось тому, кто промахивался в ответственный момент у него на глазах. Ах, какие замечательные и доходчивые слова он находил для автора выстрела. Володю слышала вся притихшая округа. Жаль, что эти слова нельзя печатать в приличных изданиях.
Сказать, что сам он стрелял хорошо – значит не сказать ничего. Практически не промахивался. Особенно по крупной дичи. На привалах развлекал народ, с одного выстрела сбивая подброшенные вверх пустые гильзы от патронов дробью, а иногда даже пулей. При успехе становился совершенно счастливым. Не было добрее человека, если Володе сопутствовала удача.
Но он сильно печалился, если она была на стороне другого охотника, если «королём» охоты становился не он. Володя считал это величайшей несправедливостью. Расстраивался. Сердился, как ребёнок. Мы шутили: «Хочешь испортить охоту – настреляй больше Белявцева». На его должность «вождя» никто и не претендовал. Все признавали в нём главного. Ещё он любил готовить дичь и угощать ею.
...Сильный мороз. На поляну вытащили застреленного Володей кабанчика. Егеря быстро вспарывают тушу. На минуту она скрывается в белом облаке пара. Володя накачивает паяльную лампу, приспособленную к сковородке, кричит: «Давай, давай! Давай печёнку!» Он возбуждён, суетится, светится. К его ногам на чистый белый снег падает дымящаяся печень.
Володя становится на колени, острым ножом срезает с неё тончайшие пластинки, посыпает солью, перцем и аккуратно кладёт на раскалённую сковородку. Вытаращивает глаза на мирно курящих товарищей, орёт: «Чего стоим? Водку наливайте! Хлеб режьте!» Мы бросаемся за стаканами. На шипящей сковороде тонкая пластина мгновенно загибается краями внутрь, бугрится. Он ловко переворачивает её на другую сторону. Она разгибается и ложится ровным слоем. Володя немедленно подхватывает её и кладёт на подставленный кусочек чёрного хлеба.
Беру горячий бутерброд, открываю рот и с опаской пытаюсь откусить. Лицо Владимира превращается в искажённую болью гримасу: «Куда, куда? Водку сначала! Бестолочь!» Выпиваю из маленького стаканчика, начинаю есть. Он напряжённо смотрит с тем же выражением: «Ну как?» Я показываю большой палец. Широкое лицо расплывается в доброй улыбке, глаза прячутся в красных морщинках: «Ну вот! Теперь правильно. Нечего технологию нарушать!» Хлеб, пропитанный маслом, покрытый нежнейшей печенью, тает во рту. Мороз. Мы в клубах пара. Володя счастлив.
В «свинячем раю»
Володин друг Коля Бурлуцкий невысок ростом, с огромной кучерявой головой, широкоплечий, крепкий. За чёрную кудрявую шевелюру прозывался Цыганом. В молодости играл в футбол. Когда появлялся на поле, односельчане заходились от криков восторга, глядя, как атаки соперников разбиваются о неуступчивого защитника. На мощных кривых ногах он мчался навстречу нападающим, выбивая у них мяч, так что тот улетал за пределы сельского стадиона. Никому не уступал.
Теорией охоты он не занимался, всё в основном практикой.
Володя и Коля дружили не только на охоте. Они были близкими людьми всегда. Относились друг к другу со снисходительной мужской нежностью.
...Поздняя осень. Тепло. В лесном массиве Лесная Дача деревья уже оголились, покрыв почву плотным слоем разноцветных листьев. Лесная Дача – искусственная посадка: большие клетки разнообразного леса, заросшего плотными кустарниками, посреди голой степи и полей. Осенью сюда для откорма собираются дикие свиньи. Днём спят или лениво собирают жёлуди и падалицу мелких яблок, груш. Ночью совершают набеги на окрестные поля. Там собирают шляпки подсолнечника, ковыряются в копнах соломы, выбирая зерно. Особенно любят ходить на брошенные бахчи. Там кабаны лакомятся десертом.
Мне приходилось слышать, как в «свинячем раю» невидимые в темноте стада сочно чавкают арбузами, возятся, молодёжь затевает бои местного значения, соперничают. Готовятся к нашей суровой, непредсказуемой зиме, накапливая жир под толстой шкурой. К зиме подрастают подсвинки, уходят из стада подросшие кабанчики – будущие секачи. Самки остаются в окружении поросят, уже способных самостоятельно кормиться, прятаться и защищаться.
Свиньи останутся с потомством до следующей осени. Секачи живут отдельно, но с приближением холодов держатся всё ближе к самкам. Ожидают самого главного момента – гона. Пресекают попытки других самцов посягнуть на их права продолжателей свинячьего рода. Посягательства пресекаются строго, иногда ценой жизни. Так уж у них устроено: только самый сильный имеет право передавать потомству качества, которые позволяют выживать виду в жестокой борьбе с природой и людьми.
Объезд показал множество «заходных» следов. Кабан здесь, в лесу. Намаялся за ночь, спит. Пищу переваривает. У нас лицензия на отстрел одного животного. Её надо закрыть, кончается срок действия. На инструктаже решили стрелять только кабана и волка. Идти тихо. Без собак. Людей достаточно.
Ложный отбой
Человек десять пошли в загон. Пятеро перекрыли выходы из леса километра на два выше по клетке. Там, где лес, сужаясь, выходит к небольшой балке, заросшей густым камышом. Задача загонщиков – поднять свиней и, не давая им уйти в стороны, в открытое поле, выгнать на номера. Коля Бурлуцкий встал на один угол, Володя – на другой. Места самые ответственные.
Именно сюда, как правило, стремится пуганый кабан.
Просвистели – начался гон. Я шёл примерно в середине клетки. Идёшь по плотному пружинящему настилу из листьев легко и без лишнего шума. Метров через двести стали попадаться фазаны. Мягкий настил позволял подойти к ним совсем близко. Каждый раз я вздрагивал от неожиданности и хватался за ружьё, когда почти из-под ног с громким шумом выпархивала крупная птица. В панике она вертикально взмывала вверх, пробиваясь сквозь голые ветки.
Вдруг впереди за кустарником громко хрюкнула свинья. Слева от меня топот. Мелькая между деревьями, помчались крупные тушки. Стрелять бесполезно. Но так как они пошли почему-то назад, – стрельнул. Редко, но бывает, что стадо от испуга может изменить направление или разделиться. Это не изменило. Иду гадаю: кто мог пугнуть свиней со стороны номеров? Да и далеко до них. После выстрела мои перспективы обнулились. Иду спокойно. Поднял трёх зайцев, пару лис проводил глазами.
А в это время стоявший на углу Белявцев внимательно следил за выходом из леса слева на поле и к балке справа. После моего выстрела номера сосредоточились, напряглись. Володя тоже. Выждал. Но прикинул, что, раз после выстрела, кроме фазанов и зайцев, никто не вышел, значит, охота кончилась, и пошёл вдоль леса к остальным номерам, которые тоже покинули свои боевые позиции.
Остановил его шум. Громко ломая сухой кустарник, зверь шёл через крепь. Володя быстро присел. Замахал остальным охотникам руками. Но они, собравшись в центре, не обращали на него внимания и громко разговаривали.
Кабана он увидел, как только тот вышел из чащи. Стрелять было рано, но Володя понимал: сейчас зверь остановится и сразу почует безмятежно болтающих стрелков. Думать было некогда. Он прицелился и, сильно сомневаясь в успехе, нажал спуск. Раздался характерный шум пули и звук удара. Кабан резко дёрнулся, присел, прыгнул в сторону и исчез. Слышно было, как он с треском пробивается, не разбирая дороги, в другой край леса.
Тряся животом, Володя бросился по дороге мимо беспечных коллег, на ходу выдав им несколько кратких характеристик. Теперь одна надежда – Николай.
Момент истины
В отличие от друга опытный Коля свято соблюдал правило: сидеть до последнего. После выстрела он отошёл от спрятанной в кустах «Нивы» и выбрал позицию с большим обзором. Зверя он услышал издалека. По звукам следил, определяя место наиболее вероятного выхода. Несколько раз по ходу дела менял позицию, стараясь оказаться поближе к цели. Но когда кабан вышел, Коля не обрадовался.
Зверь появился буквально в десяти метрах от стрелка. Он шёл прямо на охотника, припадая на переднюю ногу и разбрасывая вокруг себя кровавую пену. Николай оторопел. Он всю жизнь охотился на диких свиней, повидал всяких. Такого монстра не встречал никогда. На него двигалась раненая, истекающая кровью, но живая гора, вооружённая клыками невиданных размеров, готовая немедленно убить, снести, растерзать человека, вставшего на пути. Стрелять из засады по беззащитному зверю – это одно, а встретиться с ним, разъярённым, вот так, с глазу на глаз – совсем другое. Вот он, момент истины! А может, и час расплаты!
Володя, понимавший всю опасность такой встречи раненого зверя с человеком, бежал, захлёбываясь вязким осенним воздухом. Большой, толстый, позабыв про свою вальяжность, спешил спасать друга. Издалека он видел, что происходило, но помочь мог, только добежав.
А у Коли положение безвыходное: кто кого. Первой из правого ствола пошла картечь. Девятимиллиметровые свинцовые шарики, не успев разойтись, плотной кучей врезались в высокий калкан на загривке, торчащий, как большой горб. Секач остановился, шумно втянул в себя воздух, выплюнул шматок красной пены и снова двинулся на противника.
Пуля громко ударила в центр опущенной головы. Скользнула, содрала кусок кожи и с визгом полетела в сторону. Кабан опять остановился. Николай судорожно хватался за карман, пытаясь вытащить патроны, и пятился назад к машине. Секач, не сводя с него глаз, продолжил наступление. В это время охотник всё же сумел достать патроны и запихнуть их в стволы. Опёрся на машину, прицелился.
На этот раз кабан шёл, высоко подняв голову, открывая широченную грудь. Пуля вошла точно. Тридцатиграммовый кусок горячего свинца разбил сердце и сломал позвоночник. Животное остановилось, раскрыло гигантскую пасть в предсмертной зевоте и рухнуло, посунувшись к ногам охотника.
Шумно дыша, подбежал Володя. Коля всё ещё стоял оцепеневший, прицелившись в затихшего зверя. Володя потрогал друга за плечо: «Всё, всё Коля. Всё. Успокойся» – и повалился на сухую траву рядом с тушей.
Прибежали остальные охотники. Размеры кабана поражали. Его отвезли в заготконтору и взвесили. Те, кто присутствовал на взвешивании, часто меняли показатели веса, но всегда получалось в пределах 360-380 килограммов. Жаль, что в то время не было нынешних фотокамер и телефонов.
А сейчас, наверное, нет таких кабанов.
Николай Чачуа
Опубликовано в журнале "Деловой Крестьянин"