На вопрос, почему он занялся животноводством, Евгений Рожкин поводил пальцами у рта, как будто в них была губная гармошка, и ответил:

– Не могу вот такое сало есть.

Невзрачный деликатес

Для наглядности он велел жене Людмиле принести на стол по шмату солёного шпига домашних вислобрюхих и покупного бекона. Невзрачный домашний продукт по внешнему виду явно уступал магазинному – толщина в палец, мясной прослойки одна ниточка. Бекон же привлекал не только размером, но и внушительным аппетитным розовым слоем. 

Евгений Владимирович отрезал нам того и другого и предложил сравнить. Позарившись на привлекательный бекон, мы с фотографом и водителем превратились в трио губных гармонистов.

Сало напоминало резину: ни откусить, ни разжевать, можно только слегка растянуть, ухватившись за «железную» корку.

– Его я рекомендую любителям жевательной резинки, – хитро улыбнулся Рожкин. – Кусочка на весь день хватит.

Домашнее же невзрачное сало оказалось отменного вкуса, а мягкая шкурочка, полученная двойной огневой обработкой и тщательной очисткой, превращала традиционный сельский продукт в настоящий деликатес.      

Рожкиным требуется много этого продукта. В их семье трое детей – два сына и дочь. Правда, сегодня все они уже успели обзавестись собственными семьями, нарожать своих детей и теперь живут в одной станице и занимаются общим делом, родоначальником которого десять лет назад стал Евгений Владимирович.

– Я начинал в нашем совхозе сварщиком, затем заведовал машдвором, от совхоза и получил эту квартиру, – показывает свой дом на два хозяина Рожкин. – Сперва огорчился, что будем жить на самой окраине. А теперь радуюсь: рядом никого, есть куда технику, помещения поставить.

Когда в совхозе кончились деньги, Евгений Рожкин по примеру некоторых других станичников ударился в коммерцию: купи-продай. И преуспел в ней. Свою семью кормил и закредитованному совхозу денег на зарплату в долг давал. Когда же совхоз совсем стал валиться, забрал у него за долги уцелевшие животноводческие помещения и превратился в «градообразующего» фермера, у которого сегодня больше 3 000 га земли, сотни голов овец, свиней, телят. 

А породистые лучше

– У каждой местности свои особенности. У нас здесь не слишком плодородные земли. Зато много пастбищ и естественных сенокосов, – рассказывает Евгений Рожкин, направляясь вместе с нами на «овечий» остров. – Сам бог велел тут заниматься скотоводством. Поэтому и бывший совхоз наш специализировался на мясе и молоке. 

Пастбища вдоль дороги действительно встречаются часто, перемежаясь с полями. Впрочем, и часть полей тоже можно использовать разве что под кормовые культуры. 

– Это солонцы, на них пшеница не родит, – комментирует фермер. – А вот рожь тут вымахивает по грудь. Её и сеем. Если благоприятный год, оставляем на зерно. Но чаще косим на сено. 
«Овечий» остров представляет собой небольшой клочок земли, со всех сторон окружённый водами небольшой речушки. На него можно попасть только через единственный мостик с деревянными воротцами. Идеальное место для содержания животных, которые не умеют плавать, а стало быть, при запертых воротах никуда не уйдут. 

В островном стаде только баранчики. Это пёстрое сборище разных возрастов, мастей и пород. Рядом с тонкорунными трясут курдюками эдильбаи. На пологом берегу чабан вырубил для них камыш, сюда бараны спускаются на водопой. 

– Это своего рода летний баз, – говорит Евгений Рожкин. – А за пределами острова достаточно хороших пастбищ, где эти барашки будут кормиться до самого снега.       

Пестроту стада фермер объяснил просто: каких ягнят продавали по сходной цене, таких и взял для откорма, не приглядываясь к породе. Хотя, конечно, лучше приглядываться. Вот пару лет назад перекупщики, приехавшие к Рожкину за сеном, предложили ему сотню бычков симментальской породы в обмен на корм. Фермер поместил этих телят, весивших 80-120 кг, под навес, и за год вырастил из них настоящих бугаёв – по 400-500 кг. 

– У меня их взяли купцы из Дагестана за хорошую цену, – вспоминает Евгений Владимирович. – Затем, уже у себя в горах, дорастили до тонны. И остались очень довольны. До сих пор звонят: нет ли ещё таких? Но я напрямую нигде не могу взять породистый молодняк. Всё через посредников-перекупщиков. А они говорят, что у них сейчас такого товара нет.   

Как нетрудно догадаться, фермер Рожкин животновод не совсем традиционный. У него что-то вроде откормочного хозяйства. На нескольких площадках здесь нагуливает вес покупной молодняк поросят, овец, телят. 

Спрос на «женину свинину»

– Конечно, можно и самим держать маточное поголовье, получать приплод, – вступает в разговор Владимир Рожкин, старший сын фермера. – Но это намного усложняет дело. Тогда надо выходить на круглогодичный цикл, модернизировать корпуса, закупать оборудование, нанимать дополнительно специалистов и крепко привязываться к ферме.    

К такому варианту фермерское хозяйство пока не готово. Статус откормочной площадки Рожкиных вполне устраивает. Живность здесь выращивают вроде как для себя, чтобы четыре семьи и их станичная родня питались добротными продуктами, а не давились покупным резиновым салом. Поэтому их мини-пиги живут в простецких сараях с земляным полом, поражая при этом непривычной чистотой и серебристым отливом чёрной шерсти на загривке. Они не знают импортных гранул, стимуляторов роста и генно-модифицированной сои. Зато на их кормовом столе в достатке дроблёнки из пшеницы, ячменя, кукурузы, овса, ржи, тритикале – всего, что растит фермер на своих зерновых плантациях. А с огородных и бахчевых угодий КФХ на этот стол перепадает ещё и некондиционных арбузов, дынь, тыкв, кабачков и прочих витаминизированных вкусностей.

Что из живности не съели Рожкины, попадает перекупщикам или на прилавок. Стоит ли удивляться, что посетители рынка в Волгодонске охотятся именно за «жениной свининой». То же и с говядиной, бараниной.

Любопытно, что Евгений Владимирович кормит свои стада не до какого-то строго определённого срока, как это делают на индустриальных откормплощадках. Достаток сена и зерна позволяет ему не привязываться к датам, а продавать излишки живности исходя из ситуации на мясном рынке и предложенной цены. И лишь изредка – исходя из потребности в деньгах. 
– С продажи урожая зерна или откормленного поголовья мы обычно покупаем основные средства – комбайн, трактор, оборудование, – делает расклад фермер Рожкин, приглашая нас проехать на другую точку хозяйства. – А на текущие расходы – зарплата, солярка – у нас есть ещё один источник. Сейчас вы его увидите.

Прокормим и себя, и соседей

Признаюсь, такого количества сена в одном месте я не встречал прежде нигде. Это была целая вереница больших стогов, слепленных из увесистых рулонов. А в некотором отдалении красовалась ещё такая же вереница. Целое стоговище. Не сотни, а тысячи тонн. 

У крайнего стога кипела работа. Младший сын фермера Пётр, сидевший за рулём трактора, ловко выхватывал клещами копнителя очередной рулон из стога, доставлял его к одной из прессовальных машин и, словно играя, подкидывал ношу вверх. Этот трюк, как я убедился, здорово облегчал задачу работнику, подававшему вилами сено в прессовальную машину. Замотанный в катушку корм от толчка раскручивался и затем легко ложился на вилы. 

Стожное сено прессовали сразу три ростсельмашевские машины. Выходившие из них аккуратные тюки весом около 20 кг тут же перекочёвывали на «Камаз» с прицепом. Погрузкой занимались приезжие словоохотливые туркмены.

– Мы из Нефтекумского района Ставрополья, – говорит один из них. – Живём на заработки от перевозки кормов. Сперва возили сено из своего района в Калмыкию. Теперь вот закупаем у ростовчан. 

Парни ничуть не стеснялись своего статуса перекупщиков. Напротив, мне показалось, даже гордились им. 

– Калмык-скотовод не может бросить своё стадо и ехать за сотни вёрст искать сено, – аргументировал водитель-туркмен. – Вся его надежда – на нас.   
Как выяснилось, продажей сена КФХ Евгения Рожкина занимается большую часть года – с мая по декабрь, а иногда и по март. 

– И сенокос у нас обычно длится с мая по декабрь, – говорит фермер. – Естественные травы убираем раз в сезон. На сеяной суданке делаем два укоса, а на люцерне – и все три. 
Цена на сено каждый год разная и зависит от урожая, поясняет Рожкин. Скажем, в прошлом году травы плохо уродили, и он продавал тюк за 50 рублей. А нынче травостой хороший, цена тюка упала до 40 рублей. Конечно, некоторые местные косари продают заметно дороже – до 100 рублей за тюк поднимают. Но это, можно сказать, розница. А у Рожкина крупный опт. Малыми партиями при высокой цене ему с его объёмами не расторговаться. Впрочем, и нынешние прейскуранты не оставляют фермера в накладе. Особенности родных мест он использует сполна.

У каждого своё дело

От коммерсанта Евгения Рожкина в станице осталось два магазина: один – построенный на свои средства, другой – выкупленный у совхоза. 

– Как фермеру они мне уже ни к чему, – признаётся Евгений Владимирович. – Давно избавился бы от них, если бы один был. Но мои дети остались здесь. Вместе со мной работают. А их жёны за прилавками стоят, тоже своё дело имеют. Так что ещё и торгуем помаленьку.  

Дочери Наталье и сыну Владимиру станичный атаман Евгений Рожкин купил отдельные дома. А семью Петра оставил в своей усадьбе. Так принято у казаков: младший должен досмотреть родителей. Но наряду с общесемейным фермерским у каждого из детей уже есть свой особый источник дохода и свой особый стимул к развитию. При выборе усадьбы Владимир, например, остановился на доме у околицы – в другом конце станицы. Теперь там расстраивается. Как и отцу, ему есть куда расти.  

Владимир Пономарёв

Опубликовано в журнале "Деловой Крестьянин"